– Очень даже может быть, – поддержал кто-то за соседним столом.

– Да перестаньте, – сказала Ирина. – Ну какой он бандит? Ему же лет под шестьдесят, никак не меньше.

– Крестный отец, – страшным голосом произнесла Светлана и громогласно расхохоталась.

– А работал настоящий профи, – сказал сосед Ирины по рабочему месту. – Пришел, расстрелял и ушел.

Его слова почему-то больно кольнули Ирину, заставив невольно вздрогнуть и осторожно оглянуться по сторонам, чтобы проверить, не заметил ли кто ее странной реакции.

На нее никто не смотрел – всеобщее внимание было поглощено Светланой, которая сидела на столе, болтая длинными, плотно обтянутыми темной лайкрой ногами. Ноги у нее были на уровне мировых стандартов, она прекрасно об этом знала и не упускала случая напомнить об этом окружающим.

Она уткнулась в монитор, бесцельно перебирая клавиши и с некоторой натугой думая о делах – о том, например, что Светлана скорее всего права: теперь, чтобы продать проект, его придется основательно изуродовать, внося коррективы в угоду обделенным вкусом и чувством меры заказчикам.

Ирина представила, как будет смотреться спроектированный ею особняк, если к нему присобачить башенку, а еще лучше – две, и ей стало почти смешно. Она любила свою работу. Конечно, ей и ее коллегам нечего было даже мечтать о той свободе творчества, которой пользовался, к примеру, Ле Корбюзье или, скажем, прораб перестройки Зураб Церетели, но все-таки это было творчество, а не унылое и бесконечное перечерчивание типовых проектов, которым большинство из них, и сама Ирина в том числе, занимались когда-то.

Вскоре все остальные сотрудники бюро проследовали на рабочие места, поскольку из кабинета высунулся шеф и принялся реветь быком, в своей обычной манере, позаимствованной у Карабаса-Барабаса, напоминая подчиненным о том, что до обеденного перерыва осталось еще полтора часа, а до конца рабочего дня при таком трудовом энтузиазме вообще доживут считанные единицы.

– Всех удушу собственными руками, – закончил он свое эмоциональное выступление и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.

Шеф был золотым человеком, большим добряком и по-настоящему талантливым архитектором, так что его слова были приняты к сведению, и народ без жалоб и протестов стал расползаться по мастерской. Светлана скорчила в сторону двери уморительную гримаску, собрала кофейные чашки и, уверенно попирая паркет высоченными каблучками, отправилась нести службу на своем рабочем месте.

Ирина вздохнула и взялась за работу всерьез. Так или иначе, проект нужно было довести до конца. Постепенно привычная рутина без остатка вытеснила тревожные мысли, и вскоре она уже с головой ушла в хитросплетения расчетов и сравнительных характеристик строительных и отделочных материалов. Она работала так почти до самого обеда, а потом ее вызвал к себе шеф.

На экране его монитора красовался тот самый проект, над которым в последнее время трудилась Ирина и который теперь, судя по всему, рисковал остаться невостребованным. Шеф смотрел на экран и задумчиво почесывал лысину, другой рукой теребя оттопыренную нижнюю губу. Очки у него совсем съехали и теперь криво сидели на самом кончике великолепного, ярко выраженного семитского носа, которым он очень гордился и по которому в свое время неоднократно получал именно за эту свою гордость. В пепельнице дымилась забытая сигарета, успевшая дотлеть более чем наполовину, а на стене тихо бормотала радиоточка: шеф упрямо следил за ходом событий в стране по сообщениям официальных источников информации. "А мне плевать, что они врут, – задиристо заявлял он, когда ему указывали на то, что официальные версии, мягко говоря, не всегда соответствуют действительности. – Все врут, и никто ничего толком не знает.

Зато если слушать радио с закрытыми глазами, можно представлять себе, что у нас все тихо, мирно и очень хорошо. По радио вещают спокойное вранье, наподобие вечерней сказки для малышей. Страшилки рассказывать я и сам могу, а вот так, чтобы успокаивало, мне уже не сочинить. Пробовал, не получается."

Когда Ирина вошла, шеф встрепенулся, сел прямо и потушил сигарету. При этом он зачем-то возил ногами по полу под столом, и Ирина готова была поклясться, что он втихаря напяливает туфли, которые снял, чтобы дать отдых ступням.

– Присаживайтесь, Ира, – предложил он. – Это ничего, что я к вам так запросто, без отчества?

Ирина улыбнулась. С шефом они были знакомы целую вечность, две трети которой проработали вместе, но он не уставал задавать этот вопрос всякий раз, как ему приходилось разговаривать с Ириной с глазу на глаз. Спорить с этим было бесполезно: шефа, с его железным характером и очень устойчивой психикой, убедить в чем-то можно было только с неопровержимыми фактами на руках.

– Ничего, – усаживаясь, сказала Ирина. – Так даже приятнее.

– Ум-гу, – промычал он, снова хватая себя за нижнюю губу и утыкаясь взглядом в монитор. Последних слов Ирины он, похоже, даже не услышал. – Черт, – пробормотал он наконец, – угораздило же этого Петелина подлезть под пулю! Такой проект! Ему хорошо, он помер, и вся недолга, а нам что прикажете делать? А? Но аванс я верну только через суд.

– А что, уже требовали вернуть аванс? – спросила Ирина.

– Да нет, собственно… Это я так, в предчувствии грядущих битв. Мало ли что? Вдова, например, решит погреть руки за наш счет или, скажем, детишки. Так что нам делать?

– А что делать? – Ирина пожала плечами. – Смету я уже почти закончила. Горячев выйдет с больничного – пересчитает. Тем более что это, насколько я понимаю, теперь не к спеху. И пусть себе лежит. Понадобится – достанем и продадим. Некоторых клиентов вполне устраивают готовые проекты.

– Тоже верно, – покивал лысой головой шеф. – Все верно. Так мы и поступим. Я очень доволен вашей работой и хочу, чтобы вы это знали.

– Спасибо, – сказала Ирина. Это уже было что-то новое.

Шеф с некоторым смущением снял и протер очки, снова водрузил на кончик носа, потеребил нижнюю губу и наконец осторожно спросил:

– Ну а как.., вообще?

– Я что, так ужасно выгляжу? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да с чего вы взяли? Я просто поинтересовался. В порядке.., э.., как это принято было говорить раньше?., человеческого отношения. У меня в личном комплексном плане заложена неделя установления с подчиненными более тесных, не подумайте дурного, дружеских отношений.

Ирина наблюдала за тем, как шеф неумело громоздит горы чепухи, маскируя свое смущение, и готова была расплакаться. «Черт возьми, – подумала она. – Не пора ли покончить со всеми этими сложностями и просто жить, раз уж осталась жива? Сколько можно мучить себя, Глеба и даже сослуживцев? Наверное, я действительно до такой степени похожа на живой труп, что бедняга шеф решил, так сказать, подставить дружеское плечо. Это черт знает что!»

– У меня все в порядке, – сказала она, прерывая путаную и чудовищно длинную шутку шефа.