– Штукарь!

– Э, брат, считай, половину с тебя взяли, по нормативу, за перескок на сплошной!

– Я, собственно, по делу.

– Ясный перец, – ответил Сёмка-жук. – Какая на хер лирика в разгар рабочей смены у станка!

– Простынки «хэбэ» интересуют. Тонны две взял бы. Не разрезанных, как есть, после стирки, бэушных, за наличку.

– Не один бы ты взял! Позиция живая! Но ты первый прилетел! Добре! – повеселел Сёмка-жук, – две дак я и привезу клиенту, куда скажешь! За те же деньги!

Однако Алексей на его предложение не купился – зачем давать адрес своего «жирного» клиента. Хотя и придётся повозиться с погрузкой-выгрузкой через свой склад.

– Цена вопроса?

– Не обидим! У меня счас на границе фура стоит, дам знать, «устаканим». – И задумчиво закончил: – Что-то всколыхнулся народ насчёт простынок? Надо будэ трошки пошукаты – с откуда ветерок трэмае! – Хитро блеснул масляными глазками, почуял поживу.

– А выгрузка у меня, на складе, – ответил Алексей, не замечая последней фразы, потому что Сёмка был действительно жук ещё тот, ему ничего не стоило вычислить и так перевести стрелки, что крайних искать будет без толку, а навар осядет у него. Ловкач! Одно слово – жук!

Сёмка посмотрел куда-то мимо Алексея, за спину. Плавно приложил палец к губам. Но в конторке было тихо, и Алексей молча наблюдал за этой пантомимой.

Сёмка медленно потянулся за «воздушкой», стоявшей справа от него, у полки с папками, так же плавно подтянул к груди, положил ствол Алексею на плечо, прикрываясь им, как террорист заложником, прицелился скоро – видать, не впервой этим занимался – наклонил голову набок и выстрелил.

Алексей сильно вздрогнул. Звонкое клацанье и громкий выстрел ударили по перепонкам, зазвенело тонко, слегка оглушило, и звон остался, раздражал, захотелось влезть пальцем в ухо, поскорее устранить этот надоедливый звук. Послышался тонкий, короткий писк, похожий на посвист суслика. Только страшный, на пронзительной последней ноте перед гибелью.

Сёмка убрал ружьё, засмеялся:

– Вот так шкурки на шубу и насбираем по трошечьку!

Алексей оглянулся. В углу возле дверного проёма неопрятной горкой лежала большая крыса. Голова в кровавой каше, стены, угол, двери – забрызганы тёмно-красным.

В последнюю секунду жизни она изошла каплей влаги и раскинула лапы, словно на скользком льду разъехалась в стороны. Бросался в глаза толстый, голый хвост. Длинный, враждебный, как прут небольшой арматуры, занесённой над головой прохожего.

Желе застывало, становилось бурым, темнело, странно блестели, топорщились усы.

– Так будет с каждым, кто позарится на хозяйское добро! – назидательно сказал Сёмка.

Сломал ствол, заглянул с прищуром внутрь, принюхался, зажмурился от удовольствия, закрыл, как ногу в коленке распрямил под молоточком невропатолога, отставил «воздушку» на прежнее место.

Взял со стола перочинный ножик и сделал насечку на деревянном подоконнике.

Насечек было много.

– Чисто! А лягух, знаешь, чем бить надо? Хлебом! Диаболкой всю изрешечешь, вражину, а она только пузырями вздувается через дырки и не дохнет! А мякишем ка-а-ак звезданёшь – кряк-хирак! Пипэцъ – отныряла своё, земнаводная!

Алексею стало неприятно до тошноты. Он почувствовал будоражащий запах убийства. Стал собираться, заторопился, стесняясь своей брезгливости, стараясь не смотреть в угол.

– Да ладно, посиди, давай побалакаем, – смеялся Сёмка белыми, красивыми зубами, – счас мой чоловик уберёт эту сранину! Чайкю увыппим! Нашёл, кого жалеть! – проницательно сказал Сёмка, поглаживая белый череп аппликации на груди, на чёрной куртке. Потом накинул на голову капюшон, руки сунул под мышки.

Короткая стрижка, бесцветные ресницы, припухлости у крыльев носа. От ощущения порочности не спасают даже голубые глаза. Они смотрятся чужеродно и неправдоподобно на этом лице, как разные по качеству лоскуты, попавшие в одну пачку.

Алексей решительно отказался, перешагнул через побуревшую лужицу крови, растерзанную диаболкой тушку, проскользнул за двери, в последнюю секунду вспомнил, бормотнул:

– Пока, Сёмен!

Поспешил к выходу и только на улице вдохнул полной грудью.

– Вона какие мы галантерейные! – брезгливо сказал вдогонку Сёмка, глянул на добычу: – Гарный пацюк выбежал! Так ему и надо! Сучара!

И загоготал.

– Звони, Лёха! Да – Вовчика там кликни, скажи, шеф вызывает! – И добавил совсем тихо, для себя: – Тоже мне… брезгает он… старая ветошь!

Алексей сел в «каблук», завёл мотор, послушал, как ровно он работает, успокоился.

– Диаболка… диаболка… Диабл – дъявол! – нашёл он слово и в подавленном настроении поехал домой, размышляя над произошедшим.

Он ясно понял, что такие, как Сёмка, лишённые чистоплюйства, всегда будут «в прибыля́х».

* * *

Сам Алексей сомневался всегда. Даже когда был твёрдо уверен в своей правоте, точно знал ответ на поставленный вопрос, что-то его останавливало, не давало бойко ответить на него. Он задумывался, погружался в размышления, а кто-то другой в этот момент «выстреливал», отвечал и становился первым.

В душе у Алексея возникала паника, он начинал переживать этот, в общем-то, пустяковый эпизод очень сильно, злясь на свою заторможенность. Его преследовала досада, делая всё более нерешительным. Она мягко, но болезненно разрасталась в нём, расползалась в стороны, как канидии – усики плесени, тлела не погашенной дрянью в мусорнике.

Алексей припарковался перед универсамом.

Людей было немного, основной поток с работы ещё не хлынул к прилавкам. Достал список, заготовленный заранее:

– сыр – на утро,

– морковка – 2 шт.,

– лук – 3 шт.,

– хлеб нарезанный – 2 батона,

– творог – 5 % – две пачки,

– сметана 20 % – 1 банка,

– капуста кваш. – 1 ведёрко,

– картошка – пакет,

– куриные желудочки,

– шоколадка.

– Карбонат из куриных шеек! Деликатес, – улыбнулся Алексей, разбирая свои каракули.

Он собирался варить щи и тушить в жаровне картошку с куриными желудочками. Первым он будет обеспечен на семь дней, вторым – на пять. Надо будет только хлеб подкупать, батон белого в синем пакете за шестнадцать рублей, творог – полпачки перед сном, и сметану. И постарается за «смету» не вылезать.

За ним стоял в очереди суетливый мужичок, перекладывал товар на ленте, устраивал его поудобнее, и видно было, проверял – не забыл ли чего. Потом не удержался, позвонил по мобильному. Громко стал выяснять, что ещё надо прикупить, по телефону уточнил. Убежал, предупредив сзади стоявших, что скоро вернётся, вот только печенюшек к чаю, мигом, сейчас.