– Ничего я не говорил! – поспешно перебил ее виконт. – Ради всего святого, перестань задавать дурацкие вопросы, Хорри!

Глаза Горации сердито блеснули, и она заявила:

– Рассказывай, П‑Пелхэм!

– Здесь нечего рассказывать, – виконт мужественно старался увильнуть от ответа. – За исключением того, что репутация у Мэссей такова, что не стоит упоминания. Ну и что с того?

– Очень х‑хорошо, – ответила Горация, упрямо сжав губы. – Я спрошу Рула.

Угроза настолько встревожила виконта, что он поспешил сказать:

– Нет, не делай этого! Будь я проклят, здесь не о чем расспрашивать, говорю тебе!

– В таком случае, меня п‑просветит Кросби, – заявила Горация. – Я спрошу его.

– Не смей ни о чем расспрашивать эту жабу! – распорядился виконт. – От него ты не услышишь ничего, кроме подлой лжи. Оставь его в покое, вот тебе мой совет.

Взгляд невинных серых глаз устремился на его лицо.

– Рул в‑влюблен в леди Мэссей? – напрямик спросила Горация.

– О, ничего подобного! – заверил ее виконт. – Видишь ли, эти маленькие интрижки не имеют ничего общего с любовью. Черт возьми, Хорри, Рул – светский человек! В этом нет ровным счетом ничего, дорогая моя девочка, – они бывают у всех!

Горация вновь отыскала взглядом ложу леди Мэссей, но графа там уже не было. Она проглотила комок в горле, прежде чем ответить:

– З‑знаю. П‑пожалуйста, не думай, будто я возражаю, п‑потому что это не так. Вот только я д‑думаю, что меня м‑можно было бы п‑предупредить.

– Говоря по правде, я думал, что ты и сама знаешь, – сказал Пелхэм. – Об этом знают все, да и, в конце концов, ты ведь вышла замуж за Рула вовсе не по любви.

– Да, – согласилась Горация, но голос ее прозвучал жалко и неубедительно.

Лорду Летбриджу и леди Рул было нетрудно продолжить свою недавно завязавшуюся дружбу. Оба принадлежали к высшему обществу, оба бывали в одних и тех же домах, встречались, пусть и случайно, в Воксхолле, Марилебоне[56], даже в театре «Эстлиз Амфитеатр», куда Горация затащила упирающуюся мисс Шарлотту Уинвуд посмотреть на новую диковинку – цирк.

– Но, – заявила Шарлотта, – признаюсь, что не вижу ничего забавного или возвышенного, когда благородные лошади танцуют менуэт, и не стану скрывать от тебя, Горация, что в том, как дикое животное имитирует движения человека, есть нечто отталкивающее.

На мистера Арнольда Гисборна, который вызвался сопровождать их, подобное замечание, похоже, произвело глубокое впечатление, и он выразил мисс Уинвуд свое горячее одобрение и поддержку.

В это самое мгновение лорд Летбридж, который совершенно случайно решил этим вечером заглянуть в «Амфитеатр», вошел в ложу и после короткого обмена приветствиями с мисс Уинвуд и мистером Гисборном опустился на свободное место рядом с Горацией и увлек ее разговором.

Под рев фанфар, возвестивших о выходе на арену исполнителя, который, как следовало из программы, должен был прыгать через ленту, натянутую на высоте пятнадцати футов от земли, и одновременно палить из пистолетов, Горация сказала с упреком:

– Я присылала вам приглашение на мою вечеринку с дождем[57], но вы не сочли нужным прийти, сэр. П‑по-моему, это не очень дружеский п‑поступок, вы не находите?

Он улыбнулся.

– Не думаю, что лорд Рул приветствовал бы мое появление в своем доме, мадам.

Горация насупилась, но ответила легко и беззаботно:

– О, об этом м‑можете не беспокоиться, сэр. Милорд не в‑вмешивается в мои дела, к‑как и я в его. Вы будете на балу в «Олмаксе» в пятницу? Я пообещала маме, что возьму с собой Шарлотту.

– Счастливица Шарлотта! – обронил его светлость.

Любая молодая девушка, пребывающая в здравом уме и твердой памяти, непременно согласилась бы с его словами, вот только мисс Шарлотта в этот самый миг поверяла мистеру Гисборну свою нелюбовь к фривольным развлечениям.

– Должен признать, – согласился мистер Гисборн, – что нынешняя мода на танцы переходит всяческие границы, но «Олмакс», на мой взгляд, очень благопристойный клуб, и тамошние балы ни в коей мере не являются предосудительными, как, например, в Ренела[58]или Воксхолл-Гардензе. Откровенно говоря, после Карлайл-Хауса[59]развлечения стали гораздо приличнее.

– Я слыхала, – сказала Шарлотта и покраснела, – о маскарадах и вечерах музыки и танцев, лишенных всяческой утонченности и благопристойности… Но более я ничего не скажу.

К счастью для мисс Уинвуд, ни один бал в «Олмаксе» не был омрачен не то чтобы отсутствием правил приличия, а даже просто пренебрежением ими. Клуб, располагавшийся на Кингс-стрит, был своего рода боковым побегом «Олмакса» на Пэлл-Мэлл. Он считался настолько элитарным, что никто из тех, кто обретался на задворках общества, не мог рассчитывать попасть внутрь. Его создал coterie[60]дам, возглавляемый миссис Фицрой и леди Пемброк, и за сумму в десять гиней, представлявшую собой очень скромный членский взнос, раз в неделю на протяжении трех месяцев здесь давали бал и ужин. За столами прислуживал сам Олмакс со своим шотландским акцентом и париком с косой в сетке, а миссис Олмакс, в своем лучшем платье, широком и свободном, готовила чай для благородного собрания. Клуб получил неофициальное наименование «Брачный базар», каковое обстоятельство и подвигло леди Уинвуд убедить Шарлотту принять приглашение сестры. Пошатнувшееся здоровье не позволяло ей самой сопровождать среднюю дочь на светские приемы, на коих должна была присутствовать молодая леди, совершающая свой первый выход в свет. Так что леди Уинвуд лишний раз возблагодарила судьбу за то, что успела благополучно выдать Горацию замуж.

В качестве кавалеров Горация остановила свой выбор на лорде Уинвуде и его друге, сэре Роланде Поммерое, утонченном молодом денди. Сэр Роланд заявил, что счастлив оказанной ему честью, а вот виконт повел себя куда менее вежливо.