с широкими, как у крепкого мужчины, плечами и миловидным моложавым лицом, полным достоинства и доброжелательности.

— Ты женатый? — спрашивает другая — помоложе, с природным румянцем на щеках и лицом круглым, как полная луна. Ее голубые глаза смотрят на парня игриво, зазывающе, отчего штурман смущается и опускает глаза.

— Ты, Тань, парню глупых вопросов не задавай, а ежели он тебе нравится, зови в гости. Знать пора бы, что они вдали от дома все неженатые, а у поморов издавна так повелось, что у мореходов про это и не спрашивали. Он на берегу гость желанный и надолго не задержится, уйдет в море студеное, откуда не все возвращаются. Грех большой дорогого гостя не накормить, обделить теплом да лаской.

— Правильно говоришь, Настя, — вступает в разговор еще одна женщина. — На Севере завсегда к мореходам отношение как к дорогому гостю. Ихним городским бабам тяжесть труда мореходного неведома. Они знать не знают, каково в море маяться. Это мы от стариков наших понятие имеем, почитай встарь все бабы через вдовство прошли: кто в море утоп, кого медведь задрал, кого лесиной привалило. Наши бабы завсегда мужика ценили и берегли, любого, пусть даже самого завалящего. А что нонче? Вот смотри, пароход пришел, на борту тридцать душ, а ни одна жёнка их встречать не приехала. Им, городским, дорога сюда заказана, далёко больно, комары, да скука. А говорят, что любят. Нет, бабы, мы за мужиком и в тундру, и в тайгу, и в комарье, и в стужу. Да хоть и бил, лишь бы любил. Случайно услышанные эти слова западут мне в душу и со временем я пойму, что эти женщины были во многом правы.

У нас почти сразу сложились доверительные отношения не только с девушками, но и с их родителями, а точнее сказать, со всеми жителями поселка. Каждый почитал за честь пригласить к себе в дом, угостить и расспросить про неведомую Эстонию, в которой и люди живут чужие, и деньги не наши. И как бы ни доказывали наши судовые эстонцы обратное, им плохо верили, соглашаясь только ради приличия, но относились к нам с особым предпочтением — как никак настоящие иностранцы, хотя и советские.

На второй день стоянки обнаружили недалеко от поселка озеро с хрустально чистой, нагретой летним солнцем водой, и днем пропадали там. Неутомимый исследователь "маркони" недалеко от озера за сопкой обнаружил двухэтажный дом метеостанции с немногочисленным, но очень дружным и очаровательным коллективом, которым командовала миловидная и очень серьезная дама средних лет по имени Катерина, немедленно получившая приставку "Вторая", с которой она согласилась не без удовольствия. Метеостанция являлась объектом Военно-морского флота, была ограждена колючей проволокой, и доступ гражданским лицам туда запрещался. Радист, проникший на ее территорию, был схвачен и заключен "под стражу". В течение двух суток он находился там, и мы готовы были считать его пропавшим в тундре, когда на озеро в разгар купанья явился посланник — стройная девушка с идеальной фигурой гимнастки, голубыми глазами и толстой косой до пояса. Сообщив весть о захвате нарушителя, она, не снимая сарафана, нырнула в воды озера и на глазах изумленных моряков вынырнула почти у противоположного берега и, ловко прыгая по валунам, исчезла за сопкой.

Первыми очнулись молодые штурмана. Как и положено командирам, они изложили план дальнейших действий — оставлять заложника в таком окружении одного было бы предательством, недостойным для моряков дальнего плавания. Желающих совершить подвиг во имя спасения товарища хватало, и решили послать в первую очередь наиболее стойких, идти толпой посчитали безрассудством. Выбрали двоих самых крепких электромеханика и второго механика, меня направили им в подчинение как оруженосца, с непременной для такого случая гитарой.

Пока я бегал за инструментом, все сгорали от нетерпения и предлагали изменить план действий, настаивая на самом эффективном приеме морского боя — абордаже. Однако благоразумие взяло верх, без разведки предпринимать решительные действия все же опасались, к тому же у местных мальчишек сведения о "тетеньках с винтовками" были весьма скудными. На подготовительные позиции — на сопку выдвинулось человек восемь, включая продавщицу магазина и директора начальной школы, разумеется, многое знавших о "секретном" объекте, но с удовольствием включившимся в интересную игру.

Мы двинулись к цели с нескрываемым и приятным волнением новой встречи с неизвестностью и вскоре подошли к изгороди. На воротах нас остановила надпись "Стой!", а чуть ниже от руки было написано на клочке бумаги "Стреляют без предупреждения". Словно подтверждая написанное, из дверей дома вышла та же златоволосая девушка уже в военной форме с карабином Симонова в руках. На всякий случай мы остановились.

Девушка улыбнулась и спросила: — Оружие есть?

— Вот, только это, — ответил я, поднимая гитару.

— Будем считать ее трубкой мира, — девушка опустила карабин и, отворив дверь, прокричала: "Они прибыли с миром!"

Из дверей одна за другой вышли пять молодых женщин, а за ними показалось круглое лицо "маркони", который, судя по всему, с трудом стоял на ногах, а глупая улыбка во весь рот свидетельствовала о том, что он весел бесконечно. Открыв ворота, стараясь держаться как можно солиднее, два командира шагнули вперед. Я последовал за ними, соблюдая субординацию.

После небольшого коридора мы попали в просторную столовую с тщательно вымытыми деревянными некрашеными полами и с длинным столом, за которым могло разместиться человек двадцать. Самодельный деревянный буфет с посудой, несколько репродукций картин из "Огонька" в самодельных рамках на стенах, большая вешалка с черными шинелями у дверей. Через открытую дверь в конце стола видна кухня с посудой, уголок плиты. Рядом большая печь, обшитая рифленым железом, окрашенная в светло зеленый цвет. Стулья деревянные с высокой спинкой и прочными ножками, часть у стола, а большая часть — вдоль стены. В углу напротив двери, как и положено, старинная икона в роскошном окладе с лампадкой на медных цепочках. Справа от нас, у входа, лестница наверх с потертыми ступенями и массивными перилами с крупными вычурными балясинами, отчего казалось, что она ведет в барские покои. Вот и все, что было в горнице, так назвали гостиную девушки.

Стол был пуст, создавалось впечатление, что нас не ждали. Девчата выстроились у стола, лишь радист нахально уселся на стул, широким жестом приглашая нас сделать то же самое, словно был хозяином этого дома. Не прошло и минуты, как на лестнице послышались шаги, и на промежуточную площадку вышла дородная в бархатном платье женщина с пышными волосами вокруг симпатичного лица. Ей было лет тридцать-сорок, но легкая походка в туфлях на шпильках делала ее моложе.