И она, должно быть, делала с ним то же самое; она ощущала его выступающую плоть. Виржиния выросла на конном заводе и знала, что это означает. Это должно стать предупреждением о том, что пора прекратить это безумие, но она почувствовала ликование в душе. Гейб сказал правду, что испытывает к ней сильное желание. Когда он целовал ее, в нем не было ни капли холодного расчета, и ее женское тщеславие было удовлетворено.

Но когда Гейб расстегнул верхнюю пуговицу лифа, Вирджиния отодвинулась и перехватила его руку.

— Нельзя, — прошептала она, глядя на его вторую загорелую руку, которая продолжала ласкать ее грудь. — Это непристойно.

— Это именно то, о чем я сейчас подумал, — блеснул глазами Гейб, — о непристойности.

Ужасный человек, он еще смеется над ней.

— И безрассудно, — проворчала Вирджиния, чтобы отвлечься от осознания того, что Гейб расстегнул еще две пуговицы. — Ты очень безрассудный. — Она умирала от ощущения его пальцев на своей обнаженной коже.

— А чего ты ждешь от такого мужчины, как я? — Гейб поцеловал ее в висок. — Безрассудство — мое призвание. И потом, тебе ведь нравится, когда я безрассудно веду себя.

— Нет, не нравится! — выпалила Вирджиния, и это была явная ложь. Ощущение его руки, проникающей под лиф платья, было обжигающим. Оно заставляло ее почувствовать себя настоящей женщиной. Его женщиной.

Она сумасшедшая.

— Тебе нравится это, — поцеловал ее в ухо Гейб, — потому что незаметно для других в тебе тоже есть доля безрассудства.

У Вирджинии заколотилось сердце. Ну почему именно он должен быть тем единственным, кто замечает ее желание быть безумно безответственной?

— Только не говори мне, что ты не испытала удовольствия от гонки сегодня днем, — продолжал Гейб, словно маленький чертик, сидящий у нее на плече и нашептывающий ужасную правду. — Я видел твое лицо.

— До или после того, как ты едва не разбился? — выдохнула Вирджиния. О Боже, он проник к ней под корсет, чтобы ласкать ее соски. Больше всего ей хотелось сбросить одежду, чтобы ему было удобнее делать это.

— Ты действительно за меня переживала. — Его рука замерла у нее на груди.

Что она сказала? Ах да. Ей не следовало этого говорить.

— Я хотела сказать, до того, как ты едва не угробил нас обоих.

— Не отрицай это. Ты волновалась за меня. — Гейб перекатывал ее соски между пальцами, и Вирджиния чувствовала, как слабеют ее колени. Почему она просто не заставит его остановиться?

Потому что ей не хотелось, чтобы он останавливался.

Его дыхание участилось, она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Никто, кроме моей семьи, никогда обо мне не беспокоится. Все считают, что я сильный и непобедимый.

Что-то в его голосе пробудило в ней желание заключить его в свои объятия и утешить. Но вместо этого Вирджиния отпрянула, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Это потому что ты сам думаешь, что непобедим.

— На самом деле мне все равно, победим я или нет, — мрачно заявил Гейб.

Эти слова испугали Вирджинию. Слава Богу, он перестал ее ласкать, потому что сейчас ей надо было спокойно подумать.

— Тогда зачем жениться, если ты собираешься оставить женщину вдовой?

У него на лице появилось уязвленное выражение, но он мгновенно его спрятал.

— Я же сказал тебе почему. Потому что Селия…

— Ах да. Твоей сестре нужно, чтобы ты женился. — Вирджиния не знала, восхищаться его преданностью семье или презирать эту высокомерную уверенность, что его план хорош для всех. — И тебя не тревожит, кому ты причинишь боль в процессе всего этого.

— Я не хочу причинять тебе боль. — Гейб вздохнул и, склонив голову, уткнулся ей в щеку. — Мне нужна жена, тебе нужен муж. Почему бы не облегчить себе жизнь и не пожениться?

Эти слова уязвили Вирджинию.

— Мне не нужен муж, который женится на мне из жалости или в силу сложившихся обстоятельств. Или потому, что он хочет, чтобы его сестра получила свою долю наследства.

— Неужели это похоже на жалость к тебе? — Рука Гейба вновь скользнула к ее груди, очень мягко и деликатно. — Неужели это похоже на корыстное намерение? У меня было семь месяцев на поиски жены, дорогая моя, и ты — первая женщина, на которую я обратил внимание, — добавил Гейб, услышав хриплый вздох Вирджинии. — Хочешь знать почему?

Господи, да.

— Ты разогнала кровь в моих жилах. Другого способа описать свое состояние у меня нет. Я не поэт и не умею говорить красивые комплименты, и, видит Бог, кроме предполагаемого наследства, мне и предложить-то особенно нечего. Но я обещаю тебе, что по крайней мере в спальне я могу сделать тебя счастливой. Возможно, это не слишком многого стоит, но люди вступают в брак и ради меньшего.

— Я предпочитаю выйти замуж ради большего.

— Значит, у тебя есть другое, более выгодное предложение? — спросил Гейб, продолжая ласкать ее грудь.

Он знал ответ на свой вопрос.

— Дай мне шанс показать тебе, как хорошо нам может быть вместе, — прошептал он. — Всего… один… шанс.

Он снова стал целовать ее и проделывал это с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание. А что, если он прав? Если этого достаточно? Видит Бог, в ее жилах он тоже разогнал кровь. Если бы не его сумасшедшая потребность каждую минуту находиться в опасности и не ее ощущение, что, находясь с ним, она как-то предает Роджера, Вирджиния почти представляла свою жизнь с ним.

На мгновение она отдалась во власть удовольствия, которым он ее окутал. Он пах лошадями и кожей. Вирджиния, уловив запах вина, пьянела от его поцелуев. Горячие губы Гейба скользнули по щеке вниз к основанию шеи, туда, где пульсировала голубая жилка, потом спустились еще ниже, заставляя ее стонать, выгибаться ему навстречу, цепляясь за его плечи.

Его широкие, мускулистые плечи. Неудивительно, что женщины вешались на него. Он как породистая лошадь среди обычных лошадей, запрягаемых в повозку, холеная и сильная. От его мастерских ласк она чувствовала себя как кобыла в период течки, которая преодолеет любое препятствие, чтобы спариться с жеребцом в соседнем загоне.

Еще ни один мужчина не пробуждал в ней таких диких чувств. Она погружалась в них, тонула в собственных ощущениях…

— Вирджиния! — послышался мужской голос, пробившийся сквозь туман в ее одурманенной голове.

— Остановись, — прошипела она, чувствуя, как паника овладевает ею.

— Не шуми, и он уйдет. — Гейб распахнул лиф ее платья.

— Вирджиния! — повторил голос, на этот раз ближе.

— Это Пирс, — оттолкнула она Гейба и начала застегивать платье. Боже правый, да оно наполовину расстегнуто! — Он не уйдет, пока не отыщет нас.

Когда ошеломленный Гейб потянулся к ней, она шлепнула его по руке: