Я удивилась. Сколько раз ни приходила в гостик Арцеуловым, всегда подавали говядину, доведенную в скороварке до степенитушенки. Апофеоз Сонькиного кулинарного искусства – яблочный пирог шарлотка,который может испечь даже однорукий младенец. А тут струдель, рольмопсы… Чтоэто вообще такое: запеченный мопс с роликами?

Мы пошли на кухню. Между столами и мойкойносилась удивительно похорошевшая Соня. Она сильно похудела и тянула сейчаскилограмм на семьдесят пять. Непостижимым образом на ее лице разгладилисьморщины, глаза светились. На столе издавал аромат огромный рулет, обсыпанныйсахарной пудрой.

– Дашка, – обрадовалась бывшая женаАрцеулова, – садись скорей, будем чай пить.

Отказавшись от угощения, я изложила цельсвоего визита. Сонька всплеснула руками.

– Нет, скажи, кто ее просит вмешиваться.Прикатила!

Казик успокаивающе обнял жену.

– Дорогая, не волнуйся, поедем вместе иуладим проблему.

– Думаю, вам лучше остаться дома, –пробормотала я, – Марта Игоревна хочет видеть только дочь.

– А почему я должен ее слушаться, –удивился Новицкий, – и поверьте, я повидал на своем веку очень многокапризных дам, попробую улестить и тещу.

Когда мы вошли в столовую, семидесятилетняяМарта Игоревна стояла у окна, как царица Екатерина II. Сходство с царствующейособой придавала не только прямая спина и обмотанная жемчугами шея. Взглядвдовы, тяжелый и немилостивый, призван был прожигать подданных насквозь.

– Мамочка, – проговорила Соня и,сделавшись ниже ростом, пошла к Марте Игоревне.

– Здравствуй, дочь, – проговорилавдова каменным голосом, давая понять, что ужасно сердита.

Следом за Сонькой подошел к теще и одетый вбезупречный вечерний костюм Новицкий. Он ловко поднес к губам протянутую руку ипроизнес:

– Рад знакомству, теперь вижу, от когоЗося получила необыкновенную красоту.

Каменная маска на лице вдовы слегка дрогнула,взгляд упал на дочерины серьги, и она, не удержавшись, спросила:

– Сонечка, откуда у тебя эти чудесныеизумруды?

– Казик подарил, – потупилась дщерь.

– Мишугене, это же целое состояние!

– Бекицер, – внезапно ответилНовицкий, и через секунду они с тещей быстро залопотали на непонятном языке.

Домашние изумленно слушали диалог.

– Казик, – не выдержалаЗайка, – откуда ты знаешь идиш?

– Мне сорок один год, – отозвалсяпортретист, – и первые пятнадцать прожил с родителями в Западной Украине,в маленьком городке. Коммунистические власти сослали туда старого раввина.Бедняга буквально голодал, работы не было. И тут вдруг в местную школу пришелприказ учить детей немецкому языку. Но где взять преподавателя? Раввинпредложил свои услуги и начал учить детей идиш, выдавая его за немецкий. Самоесмешное, что до переезда родителей в Москву я искренне считал, что говорю наязыке Шиллера и Гейне.

Семья благополучно села за стол. Черезпятнадцать минут Марта Игоревна не скрывала восторга. Новицкий галантнейшимобразом исхитрялся ухаживать за ней и за Сонькой, сыпал комплиментами, безконца говоря о потрясающей красоте и необыкновенном уме невесты, доставшихся ейот матери. Короче, демонстрировал высший пилотаж.

В субботу, где-то часов в двенадцать, приехалВладимир.

– Даша, – проговорил он, входя согромным букетом роз, – очень благодарен за помощь. Страшно подумать, чтостало бы с Юрой, останься мальчик наедине с Нелли. Вы ведь догадались, что онапьет запоями?

– Ну, наверное, сильно сказано, мне самойприходилось бывать подшофе.

– Нелли пьет уже много лет подряд. Запоислучаются два-три раза в год и длятся неделю, иногда десять дней. Все остальноевремя она нормальный человек и не прикасается к рюмке. Пытался лечить ее, нотолку – чуть. Тогда решил, что ради Евы можно и потерпеть несколько дней, темболее что потом Нелли страшно расстраивается и переживает. Но последнее времязапои стали чаще, она срывает злость на детях, пару раз ударила дочку. Теперьне стану уезжать надолго из дома.

И он замолчал, удрученно качая головой. Я тожемолчала. А что сказать?

После обеда прибыл Александр Михайлович. Все сталирасспрашивать полковника о деле Ленки.

– Пока ничего, – отрезал АлександрМихайлович, – найдем убийцу, сразу вам расскажу, отстаньте, дайте хотьздесь не думать о трупах.

Ближе к вечеру Серафима Ивановна обнаружила,что у Ваньки потек нос и начинается кашель. Мне пришлось сначала привезтидоктора, а потом поехать за лекарством. Фармацевт удрученно покачал головой исообщил, что микстуру надо готовить и процесс займет больше часа. Делатьнечего, и я бесцельно пошла шататься по улицам, разглядывая витрины. Заглянулав хозяйственный, потом купила в булочной кусок торта. Съев его, зашла в книжныйи принялась лазить по полкам, разыскивая еще не читанные детективы.

Вдруг между стеллажами послышался оченьзнакомый голос. Я взглянула в щелочку между книгами и увидела Владимира. Онразговаривал с женщиной, стоявшей спиной к полкам. Чтобы не быть случайноузнанной, я схватила со стойки какой-то журнал и сделала вид, что страшнозаинтересовалась содержанием.

– Послушай, – вкрадчиво шепталВладимир незнакомке, – сейчас не время поднимать скандал. Подожди немного.Ты же знаешь, что Нелли смертельно больна и скоро умрет. Ну чуть-чуть еще.

Дама стоматолога раздраженно вздохнула:

– Уже сколько времени слышу про ееболячки. Может, просто врешь?

– Дорогая, осталось подождать совсемчуть-чуть.

– Вот что, – обозлиласьженщина, – соловья баснями не кормят. Ты ведь понимаешь, как я могуосложнить твою жизнь, стоит только открыть рот. Поэтому не в твоих интересахзлить меня. Лучше давай деньги и придумай поскорей что-нибудь.

С этими словами она, повернувшись на каблуках,оказалась в поле моего зрения. Лицо, молодое, холеное и злое, было мнепочему-то знакомо. Я определенно уже видела раньше эти шатенистые волосы исветло-зеленые глаза навыкате. Убей бог, не помню, где и зачем мы встречались,но и тогда, как и сейчас, она источала аромат духов Нины Риччи «Воздухвремени».

Дама выхватила у Владимира конверт истремительно пошла к двери. Стоматолог затрусил следом. Пришлось вжаться встену изо всех сил, прикрываясь журналом. Дверь захлопнулась, я перевела дух,продолжая переваривать услышанное.