– В конце концов, сегодня пятница, – сообщил он, лучась улыбкой. – Думаю, это требует чего-то особенного.

– Только не «сорок два», – простонала Олив.

Миссис Данвуди просияла.

– Почему бы нам не сходить за продуктами? – предложила она.

Олив сползла вниз на стуле. Для походов за продуктами Данвуди тоже придумали математическую игру, в обиходе известную как «Итого плюс налог». По правилам игры каждый член семейства брал часть списка покупок, загадывал их точную стоимость (включая налог, если товары им облагались), после чего все разделялись и старались закупить продукты так, чтобы попасть в загаданную сумму. У кого разница между желаемым и действительным получалась меньше всего, тот и выигрывал. Олив не знала точно, что получал в награду победитель, потому что она-то не выиграла ни разу, но, судя по всему, что бы это ни было, она вполне могла без него обойтись.

– Только не за продуктами, – снова простонала девочка.

Несколько идей, обсуждений и стонов спустя мистер Данвуди предложил всем отправиться на прогулку. К этому моменту у Олив уже кончились возражения. К тому же солнце как раз садилось, и за окнами виднелся холст неба в мазках бледного золота, огненного кармина и темного, властного пурпура. Прогуляться под таким небом, может, было бы и неплохо.

Когда все Данвуди спустились с крыльца, успели зажечься лишь несколько тускловатых уличных фонарей. Последние лучи заходящего солнца задержались на самых высоких домах Линден-стрит, заставив крыши сиять, как бронза, пока темнота не загасила их один за другим.

Листья, поднятые было вечерним ветерком, мягко шуршали, падая на тротуар у них под ногами. Олив пнула хрустящую груду под большим кленом в саду мистера Фергюса и послушала, как палая листва с шепотом ложится обратно на землю, чтобы затрещать под ногами мистера и миссис Данвуди. Миссис Данвуди успела пересчитать листья перед тем, как те вновь осели.

– Сорок семь, – тихонько сказала она мистеру Данвуди.

Они медленно прогулялись по кварталу туда и обратно, пройдя мимо сияющих окон Батлеров и уловив отзвук фортепианной музыки из гостиной мистера Ханнимана. В уютном домике миссис Дьюи горел свет. Олив задумалась: у них с Резерфордом, наверное, сейчас очередной урок ботаники? Или, может, они моют посуду после ужина и рассуждают о средневековой тактике боя? Или Резерфорд в своей комнате складывает в чемодан стопки футболок с драконами и армию тщательно упакованных фигурок? Сердце Олив почувствовало укол боли.

К тому времени, как они прошли дом миссис Нивенс, последний отблеск заката угас. Олив передернуло при взгляде на черные, пустые окна, и она замедлила шаг, пока родители не поравнялись с ней.

– Странно это вышло с миссис Нивенс, правда? – сказал мистер Данвуди, кивнув на высокий серый дом.

– Странно и грустно, – согласилась миссис Данвуди.

– Да, – прошептала Олив.

Мистер и миссис Данвуди держались за руки, но теперь отпустили друг друга, чтобы обнять Олив за плечи. Укрывшись между родителями, Олив почти почувствовала себя в тепле и безопасности. Бремя давившей на нее тревоги даже стало чуточку поменьше. Но когда они миновали повядшую сиреневую изгородь, призрачный силуэт старого каменного дома встал над ними в полный рост. Олив взглянула на темные окна и почувствовала, как дом смотрит на нее сверху вниз, подзывает, дерзко бросает вызов войти. А больше идти ей было некуда. Может, Олив и показалось, но единственный, последний луч солнца, который должен был давно уже кануть за горизонт, упал на ступени крыльца, расстелив у двери золотую ковровую дорожку.

С тревожным, тряским чувством в животе Олив по следам родителей поднялась на скрипучее крыльцо – и вновь вошла в старый каменный дом.

Держи глаза открытыми.

Олив, лежа в постели и глядя в потолок, повторяла про себя наставление миссис Дьюи. Тени листьев и ветвей плясали и скользили по штукатурке. Чье «враждебное присутствие» засекла миссис Дьюи? Мисс Тидлбаум? Самой Аннабель? Кто-то – или что-то – еще? И как просто «держать глаза открытыми» поможет ей добраться до правды?

Олив крутила эти вопросы в уме снова и снова, пока они не начали рассыпаться, крошась, как печенье или как обрывки листа бумаги…

…Вдруг ее глаза внезапно и широко раскрылись, и Олив уставилась во тьму с таким чувством, словно ее сбросили на кровать с высоты ста футов[12].

Да как она вообще могла уснуть?

Рывком усевшись, она посмотрела на будильник. Уже было больше трех часов ночи. Что бы ни шумело в прошлый раз в коридоре, оно, вероятно, давно уже ушло.

Олив перевела взгляд с будильника на дверь, которую оставила чуть приоткрытой. Вместо полоски коридора в бледно-сером лунном сиянии через щель в двери проскользнул луч колеблющегося синего света. Под пристальным взглядом Олив он, казалось, стал ярче, протянувшись по полу комнаты почти до ее кровати. Синий луч коснулся смятого одеяла, тыча и щекоча ноги Олив.

Она как можно тише выбралась из постели и пошла за лучом к двери. Коридор был пуст. Свет не горел, никого с волшебным фонарем или странным синим фонариком вблизи не наблюдалось. И все же лента синего света змеилась по коридору, разворачиваясь, словно ковровая дорожка такой ширины, чтобы по ней мог пройти только один человек. Дорожка шла от спальни Олив мимо пейзажей Линден-стрит и лунного леса, а потом вниз, в темноту первого этажа.

Олив моргнула. Она потерла глаза, снова посмотрела и еще немного поморгала. Световой ковер никуда не делся. Скорее, стал только ярче, превратившись в жемчужно-синюю реку, плескавшуюся у ее ног.

В памяти Олив внезапно всплыли слова миссис Дьюи: «Мало найдется такого, что не может исправить шоколадное печенье с двойной шоколадной крошкой». Девочка должна была что-то обнаружить, а этот свет показывал ей дорогу. Олив выскочила в коридор. Лента света, падавшего из ниоткуда, тянула ее вперед, а все, что осталось за границей сияющего потока, было укрыто тьмой. Олив шла, погруженная в сияние, следуя за ним по коридору и вниз по лестнице.

У входной двери свет поворачивал влево и через прихожую уводил в сторону кухни. Олив миновала зияющие дверные проемы гостиной и столовой. Сияющая тропинка провела ее через темноту, еще раз повернула, дойдя до кухни, и просочилась под дверь, ведущую в подвал.

«Чудесно, – пробормотал внутренний голос Олив. – Оно туда меня потащит».

Набрав для храбрости побольше воздуха в грудь, девочка повернула ручку двери в подвал.

Синий ковер прорезал тьму, не осветив ее. Темные, таинственные углы подвала оставались темными и таинственными, пока Олив осторожно спускалась по холодным деревянным ступенькам, переставляя ноги как можно медленней.

Свет замер у нижней ступеньки лестницы. Олив спустилась на ледяной пол подвала и остановилась, оглядываясь по сторонам и желая поскорее добраться до выключателя. Воздух был черным, как пролитая тушь. Осколки лунного света, падавшего из открытой двери над головой, казалось, только подчеркивали тьму. Олив прислушалась. Подвал вроде бы был пуст, но откуда-то – откуда-то издали, со всех сторон и, судя по всему, из-под ее ног – до Олив донесся звук голосов.