«Мир стремится к свету, а идет во тьму». О людях сказал это Ориген, живший где-то на заре христианской веры, о своих современниках. С тех пор люди изменились мало. Напридумывали только гору всякой всячины да и то — к добру, к счастью ли?

Душ вот к добру создан, это однозначно!

Я вытерлась свежим колючим полотенцем и, не одеваясь, чувствуя, как дышит каждой своей клеточкой чистое, влажное еще тело, пошлепала на кухню.

И кофе с коньячком — тоже к добру, если не перебарщивать. Особенно кофе свежесмолотый, а коньячок из хрустального графинчика.

Кофе взбудоражил меня так, что я вспомнила о сигаретах. А завернувшись в ароматный ментоловый дым, почувствовала себя настолько приятно, что, опасаясь расслабиться вовсе, принесла из прихожей покалеченную сумочку, высыпала ее содержимое на кухонный стол. Пистолет-спаситель и пенальчик с наркотиками отложила в сторону сразу. Второй уже проверен, первому, железяке стремной, как называет такие игрушки мой хороший знакомый Аякс, ничего не сделалось. Им при желании гвозди забивать можно, не очень, правда, крупные, что там говорить про какую-то голову! А сотовичок сильно меня огорчил. С хрустом двигался в руке его корпус поперек себя. Сходив за халатом и включив свет, я с огорчением увидела неровную трещину на его шероховатой спинке. Какая досада! Хотя электроника в нем еще работала. Дамскую мелочь я в сердцах едва в ведро не смела, горкой сдвинула на край стола и взяла в руки замшевый мешочек, стянутый кожаным шнурком. Не раздумывая, вытряхнула двенадцатиграннички на ладонь. Они оказались в полном порядке, да и что могло им-то сделаться?

6+20+31: «Когда раздражительность выходит из-под контроля, теряется способность к трезвой оценке себя и собственных поступков».

Банальная истина, но сколько бед пришло по этой дорожке к людям, забывающим о ней в суете повседневности!

Это, похоже, к чему-то в недалеком будущем относится. Совет держать под контролем свой темперамент. Спасибо!

Я затянула кожаный шнурок и взялась было за шприц в неповрежденной аптечной упаковке, один из двух уцелевший, как вдруг запел сотовичок на столе. Хрипловато это у него, покалеченного, получилось.

Дора.

— Алло, Танечка, прости, что беспокою, будь ласкова!

Торопливая скороговорка миссис Бланк говорила о ее легком волнении. Будь она взбудоражена по-настоящему, вежливостью ее скороговорка и не пахла бы — дело и только дело, причем подаваемое почти в площадных выражениях.

— Я правда не оторвала тебя от чего-нибудь важного?

— Что случилось, Дора? Что-то с Наташей?

— Наташа твоя в подвале, под замком, лежа на кровати, кушает фрукты и смотрит телевизор. Не с ней, с тобой что-то!

Я едва не брякнула, мол, тебе-то откуда известно? Но вовремя прикусила язык, а от фырканья не удержалась, потому что смешно мне стало от простоты, с которой можно попасть впросак, если не держать голову ну хотя бы в полурабочем состоянии.

— Ты улыбаешься? — удивилась Дора.

Пришлось выкручиваться.

— Я подумала, откуда тебе известно — да в подробностях, — чем сейчас занята Наташа, находящаяся под номерным замком?

— Такой вопрос мог прийти в голову только частному детективу!

Дора, судя по интонации, улыбалась тоже.

— С частным детективом, как со священником, надо быть постоянно начеку. — Любит она говорить приятное. — С хорошим, конечно, частным детективом.

— Спасибо, Дора. На мой вопрос можешь не отвечать. Мне неинтересно, пойми меня правильно.

— Понимаю, — ответила покладисто. — Так вот, я извиняюсь, что вынуждена разрушить твою приятную вечернюю беспечность, а только спрашивали тебя тут, интересовались у охраны, была ли Татьяна Иванова, заезжала ли ближе к вечеру.

«Вот так!» — удивилась про себя, а вслух произнесла почти непроизвольно:

— Какая наглость!

— Возможно, — согласилась Дора. — Ему ответили, что никакой Татьяны Ивановой, ты извини, здесь не знают.

— Отлично, отлично! — порадовалась я задумчиво и наконец сообразила: — Как он выглядел? А может, представился?

— Ну, что ты! — мягко возмутилась она. — В нашей оранжерее этого не требуется. Среднего роста брюнет с толстыми щеками. Губки как у младенчика. Богатый.

Исчерпывающее описание. Для того, чтобы узнать Бориса, лучшего и не требуется.

— Я очень скоро приеду, — обещаю ей, — я уже почти приехала. И заберу Наташу.

— Это дело твое, — Дора была, как всегда, корректна и осторожна, — только имей в виду, что девочка твоя может жить здесь в полной безопасности и день, и два, и сколько тебе будет угодно.

— Нет, Дора, прошло время, и нужда отпала. Сегодня вечером я заберу ее.

— Мне надо присутствовать при этом?

— Если возникнут затруднения с охраной.

— Какие могут быть затруднения! — Она почти возмутилась. — Насчет чужого имущества мы всегда были честными людьми!

— Наташа будет спать. Спать будет крепко. Они помогут мне погрузить ее?

Дора призадумалась, замолчала надолго. Просчитывает варианты возможного. Интересно, перевесит ли ее убежденность в моей порядочности?

— Помогут, — ответила наконец. — И ребята они не любопытные. И умеют ничего не помнить.

Не перевесила. Какая жалость! Хотя в кругах, к которым она принадлежит целиком и полностью, свое, весьма своеобразное, понимание справедливости и моральных норм.

Поблагодарив и сердечно распрощавшись, я рассталась с ней, нажав на кнопочку отбоя.

Пора было одеваться и готовиться к ночному промыслу. Осознавая это, я позволила себе еще одну чашку кофе, но уже без коньячного допинга, а так, чисто для приятных воспоминаний на будущее. Сигарету оставила для машины, чтобы перебить ментолом дешевую в ней вонищу. Погасив свет, посидела немного, обдумывая ситуацию. Странным мне было нетерпение, так неожиданно проявленное небожителями.

Белый спортивный костюм, в котором щеголяла вчерашним вечером, я забраковала сразу, как чересчур для сегодняшних дел приметный, а выбрала темно-зеленую подделку под «Адидас». В пояс «кенгуру» уложила пистолет, наркотики со шприцем и немного денег — на случай необходимости уплаты дорожных штрафов, скажем, за превышение скорости при езде по ночному городу. Кроссовки, тоже темные и очень легкие, довершили экипировку. Кости на этот раз остались дома.

Оглядела себя в зеркале и осталась довольна — молоденькая женщина о-очень приятной наружности и, однозначно, скромного поведения с чистым взглядом и безмятежным выражением лица.

Возле массажного салона меня ждали. И я ждала чего-то подобного. Поэтому, оставив машину неподалеку, дошла до дверей пешком. Заметила издалека и, подходя, без интереса посматривала на все ту же, изрядно намозолившую мне за последнее время глаза, непонятную иномарочку Бориса Синицына. Невидимые в ней люди ждали машину, а на пешехода в темном спортивном костюме не обратили внимания. Даже когда я вежливо, но настойчиво постучалась в запертую уже дверь, не отреагировали, к счастью. А я опасалась оклика, дожидаясь, пока мне откроют. Сейчас общаться с ними мне не хотелось. Потом — пожалуйста, но не теперь.