– А порчу-то будем снимать? Теперь-то со скидками сделаю, все ж таки начальство!

Остановившись в прихожей, Феликс обернулся и посмотрел на нее. Женщина улыбалась задорно, будто даже игриво в ответ на странно тяжелый взгляд.

– Как вас на самом деле зовут? – ровным тихим голосом произнес гость.

– Алевтина. Алевтина Михайловна Сердюкова, – зачастила она. – Паспортные данные для оформления нужны? У меня есть ксерокопия паспор…

– Я вам позвоню, – повторил Феликс и вышел, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Всю дорогу до дома он молчал. Тяжесть мрачного настроения Феликса передалась и крысу с вороном, они присмирели, притихли, словно совсем испарились из салона машины. Наконец Паблито не выдержал и постарался развеять атмосферу:

– А я, знаешь, что заметил? Ты в зеркалах иногда вполне неплохо проявляешься, временами смутно и еле видно, потом совсем пропадешь, а потом снова ррраз! – и опять есть картинка. Наверное, надо орехов есть побольше, чтобы изображение установилось. Или просто подождать, пока само наладится. Но уже хорошо, есть прогресс, верно?

Феликс не ответил. Немного помолчав, ворон перепрыгнул на переднее сиденье.

– Что, совсем дела с этой тетенькой плохи?

– Не знаю, что и сказать, – нехотя произнес мужчина. – Надо подумать.

Затянувшие было небо грозовые облака прорезали лучи, засверкало августовское солнце. Притормозив на светофоре, Феликс достал из бардачка защитный спрей, брызнул на лицо, руки, шею. Внезапно нахлынула слабость, резануло чувство голода. Сок кокоса не давал такого длительного насыщения, как кровь, к этому еще предстояло приспособиться.

Приехав домой, Феликс поставил машину на стоянку, сказал, что хочет отдохнуть, и распрощался с Паблито и Доном Вито до вечера. Ворон хотел что-то возразить, но Феликс не стал слушать, он торопился домой – острый приступ голода уже вызвал озноб и шум в голове. Требовалось немедленное насыщение, иначе не пройдет и часа, как сознание начнет меркнуть, утратится самоконтроль, и он станет неуправляемым.

Войдя в подъезд, мужчина кивнул охраннику Алексею, намереваясь пройти мимо, но тот его остановил:

– Феликс Эдуардович, вас там ждут.

– Кто? – он замедлил шаг. Лицо охранника то расплывалось, превращаясь в мутное пятно, то снова становилось четким.

– Не знаю, какой-то старик с девушкой. Сказали, что они к вам по делу. Часа два уже сидят в холле.

– Именно ко мне?

– Да, – развел руками Алексей, – назвали вас по имени, отчеству и фамилии. Я и пропускать не хотел, но они…

– Ясно. Спасибо.

Пройдя к лифтовой, Феликс и впрямь обнаружил в холле сидящих в креслах пожилого мужчину и миловидную девушку. Рядом на журнальном столике лежал какой-то плоский предмет, похожий на картину, упакованную в плотную бумагу, перевязанную бечевкой. Увидав Феликса, старик поднялся из кресла, безошибочно определяя, что это именно тот, кого ждали, словно они были знакомы. Феликс окинул его рассеянным взглядом. Лет семьдесят, невысокого роста, худой, но крепкий, будто сработанный из хорошо просушенного дерева, в простой, но аккуратной одежде: зеленая рубашка, темные мешковатые штаны на подтяжках. Двухдневная небритость на впалых щеках, пышная седая шевелюра, прямоугольные очки и острый взгляд золотисто-ореховых глаз, смотрящих поверх тоненькой оправы. Пахло от деда каким-то крепким старомодным одеколоном.

– День добрый! – Старик протянул руку. Ладонь его оказалась сухой и теплой, даже горячей. – Никанор Потапович Вересов я, это внучка моя – Арина. Мы по объявлению.

– По какому объявлению? – голос Феликса прозвучал хрипло, пересохло горло.

– Вы давали объявление о поиске сотрудников для фирмы. Вот мы и пришли.

– Никакого объявления я не давал, это какая-то ошибка. Извините, тороплюсь.

Мужчина направился к лифту, но старик поспешил за ним.

– Как же не давали, если давали! На всех столбах оно расклеено!

Нажав кнопку вызова лифта, Феликс обернулся и посмотрел сквозь него невидящим взглядом мутных глаз.

– О чем вы говорите? На каких столбах? Где?

С хитроватой улыбкой старик поднял вверх указательный палец и ответил:

– Там!

Очередная волна озноба заставила Феликса содрогнуться всем телом. Подошел лифт, открылись двери.

– Ладно, идемте.

– Деточка, сюда, скорей! – Назойливый старик замахал внучке рукой, торопливо заходя в кабину вместе с Феликсом. Девушка схватила со стола сверток и побежала к лифту.

– У вас будет ровно десять минут, – сказал мужчина, когда двери закрылись и кабина пошла вверх.

– Нам больше и не надо, – покладисто ответил старик.

Обеими руками прижимая к груди сверток, девушка вжалась в угол. Не моргая, она смотрела на отражение Феликса в зеркалах кабины. Четко отражалась лишь его одежда, зажим на волосах, часы и перстень. Лицо, руки, волосы обозначались лишь неясными размытыми штрихами, словно художник добавил в краски слишком много воды. Но дед ободряюще подмигнул внучке, и это странным образом ее моментально успокоило.

Войдя в квартиру, Феликс оставил гостей разуваться в прихожей, а сам прошел на кухню. В холодильнике оставалось три ореха. В одном вовсе не оказалось молока, а двумя он лишь немного притупил голод, но не наелся.

– Куда нам проходить? – донеслось из прихожей.

– Сюда идите, на кухню!

Феликс выбросил скорлупу вместе с мякотью в мусорное ведро и перевел дух. Озноб немного стих, в голове посветлело. В дверном проеме возникли дед с внучкой.

– Так что у вас за дело ко мне?

– Чтобы время не тратить, мы лучше покажем, – лукаво улыбнулся старик. – Ножницы есть? Распаковать надо.

– Дайте сюда.

Феликс взял сверток, провел пальцами, одним движением разрывая бечевки вместе с бумагой, и вытащил зеркало в простенькой деревянной раме.

– Куда бы повесить? – Старик стал оглядываться.

Феликс снял со стены фарфоровую миниатюру начала восемнадцатого века и повесил на ее место зеркало, не задавая вопросов. Хозяину дома явно хотелось поскорее избавиться от гостей.

– Прекрасно, – дед одобрительно кивнул. – Давай, душечка, покажи, что можешь. А вы, уважаемый, смотрите в зеркало.

Девушка смущенно улыбнулась и пошла к зеркалу. Висело оно невысоко, роста ее как раз хватило, чтобы отразилось лицо, шея и плечи. Пару секунд постояв у зеркала, девушка коснулась стекла кончиками пальцев, и показалось, что зеркальная поверхность слегка вздрогнула, будто рябь пошла по воде. Затем Арина отвернулась и шагнула мимо, направляясь к окну, а отражение… осталось в зеркале. Причем осталось не просто запечатленной картинкой, оно зажило самостоятельно: осмысленно смотрело, улыбалось, покачивало головой, затем развернулось и исчезло, словно ушло в глубину зеркального пространства.