— Фу, — прошептал Игнат, — неприятный тип. И что ты в нем нашла? Правда, я лучше?

— В миллион раз! — рассмеялась я. Как точно и ловко он умеет разрядить атмосферу.

— Знаешь, я завтра должен смотаться в Москву. Тебе не западло тут одной остаться?

— Зачем тебе ехать? Ты ж не собирался?

— Да позвонили, возникло одно неотложное дело. Хочешь, поедем со мной?

— Игнат, мне нужно дописать две серии, кровь из носу. Но вообще, может, нам пора отсюда съезжать? А?

— Да ну, здесь так хорошо… А Мишка пробудет в лучшем случае три дня. Не торчать же тебе в душной Москве.

— Мне душно только без тебя…

— Вот, нашла себе кондиционер! А вообще-то фразочка из твоих сериалов… — Он принялся меня целовать.

— Ох, простите, друзья мои, — раздался голос Званцева. — Я называю это магнитной стадией, когда как магнитом тянет друг к другу. Ну-с, пора за стол, вы, говорят, земляники набрали. Ох, люблю землянику!

И хотя разговор за столом был общим, я видела, что Дима напряжен и взгляд у него тяжелый. А Игнат разливался соловьем, рассказывал о Южной Корее, о фильме, который там снимал, и мне даже показалось, что его сумасшедшее обаяние подействовало даже на Лощилина.

Уже к концу ужина Званцев обратился ко мне:

— Лерочка, это правда, что вы были любимой ученицей Мильмана?

— Ну, так я сказать не могу, но Евгений Фридрихович действительно хорошо ко мне относился.

— И при этом сейчас вы пишите этот безразмерный кошмар?

— Да, так получилось, но я стараюсь и в этом найти какое-то удовольствие, к тому же у меня двое детей, так что особенно привередничать не приходится.

Лощилин вспыхнул, но промолчал.

— Ничего, — вмешался Игнат, — думаю, теперь все переменится, теперь Лера не одна…

— Лерочка, а я вот хотел вам предложить, — начал Званцев, — сделать сценарий полнометражного фильма по…

У меня сердце замерло.

— По Диминому роману «Насморк». Я хочу его ставить, и, сами понимаете, это марка и выход на совершенно иной уровень.

Игнат напрягся.

— Нет, Михаил Борисович, я польщена, спасибо, нет.

— Но почему? В конце концов, ваш бывший муж сам выдвинул эту идею, то есть с этой стороны…

— Михаил Борисович, дело вовсе не в наших отношениях с Дмитрием Сергеевичем, а в том, что мне категорически не нравится этот роман, — решительно проговорила я.

Лощилин позеленел.

— Да? — страшно удивился Званцев. — А я от него в восторге. Игнасио, а ты читал?

— Я? Нет, я к современной литературе с большим недоверием отношусь, знаете ли. Предпочитаю Лескова.

— Послушайте, Лера, а может быть это даже хорошо, что роман вам не нравится. Сценарий может получиться острым, злым, и это пойдет на пользу фильму. Вы привнесли бы туда эмоцию, которой там иной раз недостает…

— Нет, Михаил Борисович, все-таки нет.

— Лера, это неразумно! В наше время, когда катастрофически не хватает хороших сценаристов, лучшая ученица Мильмана кропает эти убогие сериалы. Игнасио, скажи ей…

— Лера, — подал вдруг голос Дима, — Миша прав, ты талантливый человек, зачем губить свой талант этой кошмарной поденщиной…

Не стоило ему этого говорить. Кровь бросилась мне в лицо.

— Помимо всего прочего, я не могу взяться за это еще и потому, что моя дочь мне этого не простит, — отчеканила я и встала из-за стола.

— Ну что ж, Лерочка, на нет, как говорится, и суда нет, — примирительно проговорил Званцев. — Сядьте, Лерочка, успокойтесь, я же был не в курсе… Дима сам назвал вашу кандидатуру…

Игнат мягко усадил меня на место.

— Не шебуршись, Лерка, — шепнул он. — Ты молодчина.

— А ты скотина!

— Ты в корне не права, я тебе потом объясню.

За земляникой с деревенским молоком все страсти как-то улеглись: мужчины заговорили о футболе. А я все пережевывала состоявшийся разговор. А ведь действительно, я могла бы сделать из «Насморка», который был явно написан обо мне, недурной сценарий и, возможно, перейти на совершенно иной уровень… и даже в какой-то момент я была уже готова согласиться, но мысль о Катьке не позволила мне этого сделать. И слава Богу! Она навсегда бы сочла меня предательницей. И как еще она отнесется к Игнату? Ладно, сейчас еще июнь, дети вернутся к сентябрю, Игнат, скорее всего, уедет в экспедицию… Господи, как же я без него буду?

И он, словно прочитав мои мысли, нежно пожал мою руку, мол, я тут, с тобой.

Когда мы поднимались к себе, он потребовал:

— Девушка, извольте объяснить, почему это я скотина?

— Я уже не помню.

— Ты считаешь, что я должен был вмешаться?

— Да нет. По здравом размышлении…

— Мне так понравилось, как ты его отбрила. Супер. И нечего мне было лезть. А что, твоя дочка и впрямь не простила бы тебя?

— Никогда!

— Ну надо же! А скажи-ка мне, у тебя есть какой-нибудь готовый сценарий из непошедших?

— Штук пять.

— А где они у тебя?

— В компе.

— Я вернусь из Москвы, покажешь?

— Зачем?

— Дурацкий вопрос, мне интересно. И потом, у меня есть одна мечтулька — поставить фильм как режиссер. По крайней мере, попытаться.

— И кто же даст деньги на такую попытку?

— Если будет конкретный интересный материал, почему бы и нет. У меня все-таки какое-никакое имя есть. А ты бы отдала свой сценарий в мои руки?

— Игнат!

— Я знаю, ты сейчас скажешь — я отдала в твои руки всю свою жизнь…

— Ты дурак, Игнат! И именно это я хотела сказать, а вовсе не эту пошлость.

— Лерка, а ты его любила, этого Лощилина?

— Любила, еще как любила!

— А он, по-моему, до сих пор тебя любит.

— С ума сошел!

— Но ты же знаешь, какой я чуткий, я носом чую — любит. Но я также носом чую, что ты его не любишь.

— Это правда.

— Вот и славно, иди ко мне.

— Ты, значит, не ревнивый? Это хорошо.

Он задумался.

— Нет, пожалуй, не ревнивый, хотя у меня пока не было повода тебя ревновать.

— А других женщин?

— С ума сошла? Считай, ты у меня первая…

— Здрасьте, а…

— Слушай, я плохо помню, что там за бабенка была у Адама до Евы, Лилит, кажется, но началось-то все с Евы. Вот и считай, что ты моя первая и единственная, а все остальное не в счет.