А вчера мы ездили в Танжер — три часа на машине. Видели место, где океан сливается со Средиземным морем. Знаешь, мам, прямо видно — океан такой серо-стальной, а море — сине-зеленое и между ними бурунчики, бурунчики… Обалдеть можно! А у нас в Рабате есть Русский культурный центр. Бабушку там все знают и очень уважают, она там частенько помогает устраивать разные спектакли. А еще там работают тетя Ира и тетя Алсу, они так поют, заслушаться можно. Там и выставки устраивают, из Москвы художников приглашают, писателей… А самый главный у них Николай Вадимович Сухов. Очень клевый дяденька! Мы когда туда пришли, он и говорит: «Привет, я товарищ Сухов, а это мой Абдулла!» Это его водителя и вправду зовут Абдулла! А Гришка не понял, он еще «Белое солнце» не смотрел, но бабушка ему показала, у нее диск есть. И вообще, тут так здорово! Но через три дня мы летим в Женеву, и, наверное, я напишу уже оттуда, тут столько дел! Целую тебя, любимая мамулечка, и Гришка тоже, и бабушка. Ой, а Гришка так загорел!»

Господи, какая же я счастливая! Моим детям хорошо, весело, а у меня Игнат…

На четвертый день мы смотались в Москву. У Игната было какое-то дело, я забрала еще кое-какие вещи, отдала ключи от квартиры соседке Агнии Львовне, чтобы поливала цветы, и вернулись. Я блаженствовала, хоть и работала не покладая рук. Но на шестой день меня вдруг стал точить какой-то страх, я сама не понимала, в чем дело. Дети благополучно добрались до Швейцарии. С Игнатом все было прекрасно, помимо всего прочего, с ним страшно интересно. Мы столько говорим обо всем на свете и, чем дальше, тем больше убеждаемся, что существуем, как говорится, на одной волне, а это так здорово…

Утром мы отправились в лес за земляникой. Ее там оказалось видимо-невидимо. С детства не собирала землянику. Боже, какое это наслаждение! Запах, вкус… Мы и сами наелись и набрали целый бидон, но я все боялась заблудиться, этот страх тоже живет во мне с детства. Но Игнат только смеялся, целовал меня и говорил:

— Не дрейфь, Лерка, у меня компас в башке.

И вправду без труда вывел меня к дому.

— Скажи, Игнат, с тобой что, можно ничего не бояться?

— Ну, разве что некоторых людей, — пожал плечами он.

Антонина Ивановна всплеснула руками при виде наших трофеев.

— Вот молодцы так молодцы! Как хорошо-то! Сегодня к вечеру Михаил Борисыч обещался с другом каким-то приехать.

Я напряглась. Игнат мгновенно это почувствовал.

— Спокуха, жена! Никто тебя не съест, даже, надеюсь, наоборот.

— Что значит наоборот? — не поняла я.

— Там видно будет, — загадочно улыбнулся он. — А вообще Мишка мировой мужик и чуть менее мировой режиссер, хоть и с мировым именем.

— А как его фамилия? — только тут догадалась поинтересоваться я.

— Званцев.

— Михаил Званцев? Но он же столько премий огреб!

— Ну, премия далеко не всегда истинный знак качества, но Мишка и вправду талантлив, хотя в последнее время грешит конъюнктурщиной.

— А ты с ним работал?

— А как же! Два фильма сделали.

— Игнат, я хочу видеть все твои фильмы!

— Да ну, еще чего…

— Игнат!

— Делать тебе нечего… Или я в ответ должен воскликнуть: «Любимая, я хочу видеть все твои сериалы!»

— С ума сошел! — рассмеялась я. — Но это же не одно и то же.

— Согласен. Ладно, постепенно посмотришь, не устраивать же специальную ретроспективу фильмов Игната Рахманного. Я еще не забронзовел. Иди лучше ко мне, вот, пощупай, я живой, теплый, еще не старый и жутко тебя люблю. А все остальное выкинь из головы. Да, кстати, давно хочу спросить… Тут нас Антонина кормит, а ты вообще-то умеешь готовить?

— Конечно, умею. Говорят даже, я очень хорошо готовлю.

— И пироги печь умеешь?

— Умею. И торты.

— А блины?

— Вот с блинами хуже. Блинчики умею, а настоящие масленичные блины нет.

— Какое счастье!

— Почему?

— Хоть один недостаток обнаружил в любимой женщине!

— Ну, если очень надо, я научусь.

— Да ну их на фиг! У меня от них всегда живот болит, и я посреди масленичного застолья обязательно вспоминаю Лескова.

— Боишься, как Пекторалис, от блинов помереть?

— Именно, сокровище мое! Пекторалиса знает!

Под вечер мы сидели на балконе, лениво перебрасываясь какими-то ничего не значащими фразами, как вдруг ворота раскрылись и на участок въехал неправдоподобно громадный внедорожник. Оттуда выскочил невысокий лысоватый мужчина, к которому сразу кинулась Антонина Ивановна. А с другой стороны неспешно вылез еще один человек, при виде которого мне стало нехорошо. Это был Лощилин.

— Лерка, ты чего так побледнела?

— Игнат, это Лощилин.

— Твой бывший? Ну и что? Ты его боишься, что ли? Зря. Я с тобой и в случае чего сразу дам ему в рыло. За мной не заржавеет.

И он так мне улыбнулся, что все страхи сразу же улетучились.

Снизу раздался громкий голос:

— Игнасио, где ты?

— Я тут! Сейчас спущусь!

— Да не один спускайся! Умираю от любопытства, не терпится взглянуть на твою избранницу!

— Потерпи еще минутку, моя избранница прихорашивается.

А я и вправду стояла перед зеркалом в спальне. До чего же мне к лицу Игнат! Я сама себя не узнавала. И плевать мне на Димку. Игнат ни за что не даст меня в обиду.

Он спустился первым, а я еще немного подвела глаза, слегка мазнула помадой губы и надела белую маечку, оттенявшую первый загар. Пусть все видят, что у Игната хороший вкус.

Я уже была внизу, как вдруг до меня донеслось:

— Лощилин? — переспросил Игнат. — Первый муж Леры?

— Первый и пока единственный, — хмыкнул Дима.

— Вот тут вы ошибаетесь, уважаемый. Вы первый, а я второй и, уверен, последний.

— Ни хрена себе, — раздался удивленный голос Званцева.

Когда я вошла в комнату, Игнат и Званцев встали, Дима же остался сидеть, но, видимо, почувствовал себя неловко и тоже поднялся.

Званцев широко улыбнулся.

— Здравствуйте, Лерочка! Вот вы какая! Теперь я понимаю, почему Игнасио буквально потерял голову. Очень рад, что мой скромный дом, ну, или не очень скромный, дал приют такой чудесной паре. Ну, как я понял, с Дмитрием вас знакомить не надо? Черт побери, какая-то водевильная ситуация, — рассмеялся он.

У Димы лицо было непроницаемым.

— Пошли, Димон, покажу тебе дом, определю на постой, а потом будем ужинать.

Дима молча кивнул, и они ушли.