— Просто потому, что мне она безумно нравится. Я как-то услышала этот запах в лифте и сказала себе — за мужчиной, который так пахнет, пойду на край света.

— Ты полегче, Лерка!

— Ты же не дал мне договорить. Потом я встретила одного хорошего знакомого, у него был этот парфюм и сам он был вполне привлекателен, но идти за ним на край света совершенно не хотелось. Парадокс, да?

Все рассмеялись.

Потом, уже в спальне, Игнат вдруг сказал:

— Держу пари, Лощилин завтра же купит этот парфюм.

— Ему это не поможет.

— А мне его не стоит купить?

— Тебе? Ни в коем случае.

— Почему?

— Потому что тогда я уже окончательно рехнусь!

— А сейчас еще не окончательно рехнулась?

— Нет. Еще сохраняю жалкие остатки разума.

— Да? И что они тебе говорят, эти жалкие остатки?

— Что не нужен тебе этот парфюм. И так хорош.

Утром Дима простился со всеми и уехал, сославшись на неотложные дела.

— Тяжелый человек, — покачал головой Званцев, — но талантлив, черт его побери! Я так и вижу этот фильм по «Насморку». Игнасио, вот если б ты еще согласился его снять… Такое марево, такая игра теней…

— Короче, все должно тонуть в соплях? — хмыкнул Игнат. — Я, конечно, могу… Такие сопли разведу, мир ахнет. Но не буду… Ну его, с его соплями.

— Да ты прочел бы, классный же роман. И вы, Лерочка, зря отказались.

— Миш, отвяжись. Не желаем мы иметь дело с этим типом. А я вот тут вчера прочел один Леркин сценарий…

— Как? Где? — ахнула я.

— Ну как… Ты спала, а я открыл твой комп, у тебя там все совсем бесхитростно, так что нашел без проблем. И скажу я тебе, Мишка, вот это класс! И снимать его буду я, не только как оператор, но и как режиссер. И это будет бомба, не чета сопливым изыскам этого мрачного мудака! Лерка у меня такая талантливая девочка! — и он обнял меня, поцеловал в щеку. — Мы с ней еще столько премий огребем!

— Игнат, а что именно ты прочел? — всполошилась я.

— «Черное кружево пошлости».

— Какое интересное название, — задумчиво произнес Званцев. — Но ни один продюсер на него не согласится.

— Ты не прав, друг мой! Это суперское название, на него определенно клюнет зритель, причем разный…

— «Черное кружево пошлости», — словно пробуя на вкус, повторил Званцев. — А, пожалуй, ты прав… Это будет любопытно. Друзья, дайте прочесть, умоляю!

— Ага, и ты сразу захочешь лапу наложить. Чур, я первый!

— Игнасио, ты чересчур горячий парень, хоть и гений. Пораскинь мозгами, если Лерочкин сценарий и впрямь так хорош, то твое и мое имя гарантируют внимание и хорошее отношение продюсеров, а потом и критики. А твой эксперимент вряд ли. Поэтому давайте-ка, Лера, гоните ваше «Кружево», а там поглядим, что к чему.

— Лера, а ведь он прав, собака! В такой двойной упаковке «Званцев — Рахманный» ты прозвучишь лучше и громче. И ради такого дела я готов пожертвовать своим режиссерским дебютом.

У меня голова шла кругом. Неужели такое возможно?

— Но ты же хотел сам… И не надо жертв… — нерешительно начала я.

— А я не упертый! И Мишка хорошо знает, что говорит.

— Но ведь Михаилу Борисовичу сценарий может не понравиться…

— Ну, это вряд ли, дорогая вы моя! У Игнасио на этот счет вкус безошибочный. Сбросьте мне на почту, я за час прочту.

— А как же «Насморк»? — полюбопытствовала я.

— А там еще нет ни сценария, ни даже кандидатуры сценариста, а сам Лощилин писать не хочет. Все своим чередом.

Я представила себе, как обозлится Димка, если я обскочу его на этом этапе. Ну и пусть, так ему и надо!

За окнами швейцарского шале с утра лил дождь. А в доме было тепло и уютно. Дедушка Франсуа учил Гришку играть в нарды, и надо сказать, что Гришка делал большие успехи, чем заслужил похвалу новоявленного деда, в котором уже души не чаял. А на кухне Елена Павловна учила Катьку печь яблочный штрудель.

— Смотри, Катюшка, это тесто теперь надо хорошенько отбить. Берешь его вот так и изо всех сил колотишь об стол, вот-вот, правильно, даже еще сильнее, и так минут пять. А потом кладешь на тарелку и закрываешь горячей миской или кастрюлькой. Десять минут полежит и станет мягким, эластичным, его легко будет раскатать тоненько-тоненько. А пока почисти яблоки, хотя нет, я сама почищу.

— Почему это? — возмутилась Катька. — Ты боишься, что я порежусь? Бабуля, я ж не маленькая, ты забыла?

— Для меня ты все равно маленькая, но яблоки и вправду уже почистить можешь, — засмеялась Елена Павловна.

— Знаешь, баб, а я даже рада, что сегодня такой дождь и не надо никуда мчаться. У меня уже от впечатлений голова трескается. Я вот из Марокко писала маме подробные письма, обо всем рассказывала, а сейчас даже не знаю, о чем писать, каша в голове.

— Что, совсем я вас загнала?

— Есть немножко.

— Отлично, тогда дней пять отдыхаем, никуда не ездим, решено!

— Спасибо, бабуль!

— Ну вот, доставай тесто, дели на две части, бери вторую скалку и раскатывай как я. И тяни, тяни, чтобы как можно тоньше получилось. Молодец! У тебя просто замечательно выходит, даже лучше, чем у меня.

— Бабуль, а давай мы маме не станем говорить, что я учусь готовить. Представляешь, мама вечером приходит, а на столе шикарный ужин, допустим, мясо по-мароккански и яблочный штрудель! Как? Откуда? Бабушка приехала? А я так скромненько — нет, мамочка, это я сама приготовила! Вот мама удивится! Такой кайф!

— Согласна, это будет кайф! А Григорий не проболтается?

— Нет, он хоть и маленький, но умеет держать язык за зубами.

— Он вообще золотой мальчишечка. Франсуа говорит, что у него замечательные математические способности.

— Бабуль, там, кажется, кто-то приехал. Вроде на такси.

— К нам?

— Да. Мужик какой-то. Ты никого не ждешь?

— Нет. Может, кто-то ошибся адресом?

В этот момент раздался звонок.

— Я открою, — сказала Елена Павловна, вытирая испачканные в муке руки. Она нажала кнопку домофона, и на дисплее появилась мужская фигура под большим зонтом.

— Алло, вы к кому? — по-французски спросила Елена Павловна.

— Мама, открой, это я, Дима!

— Бабушка, не надо, не открывай! — испуганно крикнула Катька.

— Как я могу! — воскликнула тоже испуганная Елена Павловна и открыла калитку. Какого черта он сюда явился? Уж не случилось ли что-то с Лерой?

— Мама, здравствуй! Не ждала?