Эдит покачала головой. Она начинала ощущать свою близость с Люсиль. Хорошо, что в доме есть женщина, с которой можно поговорить.

– Нет, нет. Он так уважительно относится к моему трауру. Мы даже плыли в разных каютах.

Ей показалось, что Люсиль этому обрадовалась. Или изумилась.

– Как мило с его стороны, – протянула она. – Ну что же, милочка, со временем все встанет на свои места.

Если она сказала правду, то Эдит это успокоило.

Эти слова станут моей колыбельной, подумала девушка и улыбнулась Люсиль. Она еще раз обернулась на портрет леди Шарп и порадовалась, что женщина такого страшного вида не дожила до того, чтобы стать ее свекровью.

Чуть позже

Люсиль возобновила свою игру, а Эдит вернулась в спальню, чтобы увидеть, что Томас уже оделся и исчез. Через окно она увидела, как он и Финлэй, в компании двух мужчин из деревни, копаются возле его комбайна. Эдит знала, на что смотрит. Она выросла среди подобных механизмов. В действительности на улице располагалось несколько машин довольно внушительных размеров, а над всеми ими возвышалась вертикальная опора, напоминающая подъемную стрелу. Она также рассмотрела бур, сам комбайн, несколько конвейерных лент, одна из которых находилась прямо рядом с печью, предназначенной для спекания красной глины в идеальные бруски, похожие на тот, что Томас демонстрировал в конторе ее отца. Хаос, царивший на площадке, совсем не соответствовал образу двора старого Дома. Но первое впечатление было обманчивым. Настоящий хаос царил как раз в Доме. А вот расположение оборудования было вполне логичным и эффективным и принесет отличные результаты, как только начнут разрабатываться новые залежи красной глины.

Томас был визионером – человеком, который умел видеть то, что было недоступно другим. Эдит напомнила себе о том, что он ее любит, и о том, что он ее муж и что теперь его долг защищать ее. Сейчас она пойдет к нему. Может быть, она сможет разобраться в своих собственных видениях, если спросит его об истории Дома – кто, когда и почему в нем умер?

Она оделась в одно из своих любимых платьев – темно-зеленое, бархатное, с отделкой цвета тыквы. Ей, мягко говоря, было сложно одеваться без помощи горничной. Эдит вспомнила Буффало. Анни уже работает в другой семье – все слуги Кушингов нашли себе новую работу. Ее фамильное гнездо скоро продадут, вместе со всем, что в нем находится.

Надо было сохранить книжки с картинками, подумала она. Может быть, мистер Фергюсон сумеет перехватить их до продажи?

Эдит прошла на кухню и увидела, что Люсиль приготовила овсянку. Девушка попробовала ее, но потом предпочла съесть кусок хлеба с джемом, пока готовила сэндвичи из немного черствого ржаного хлеба, холодной ветчины и сыра. Кроме того, она заварила этот невероятно горький чай из ягод пироканты. С желудком у нее легче не стало, а кроме того, появилась головная боль. Твердой рукой наполнив корзинку, она вышла на улицу.

Снежинки мягко опускались с серо-стального неба. Воздух был бодряще-свеж, и Эдит поняла, что горячий чай придется как раз кстати. Собака бежала рядом, появляясь и исчезая в вихре снежинок, а девушка наблюдала за тем, как Томас трудится возле полномасштабной машины, копию которой он демонстрировал в Буффало. Если бы отец не боялся так за нее, он бы точно профинансировал это изобретение.

– Эдит, милая, – поприветствовал ее Томас. Он пытался соединить одну часть механизма с другой. Судя по разочарованию на лице мужчины, это ему не очень удавалось. – Что ты здесь делаешь?

– Захотелось тебя увидеть, – ответила она. – Нам надо поговорить.

Он оторвал взгляд от механизма и перевел его на Эдит. Финлэй тем временем заправлял механизм углем. Оба они выглядели очень занятыми.

– Конечно, конечно, – ответил Томас.

– Я не знаю с чего начать, – глубоко вздохнула Эдит. – Томас, в этом Доме кто-нибудь умер?

Свой ответ он сопроводил поддразнивающей улыбкой.

– Ну, конечно, милая, – сказал Томас. – Что за странный вопрос. Дому много сотен лет. Думаю, что здесь родилось и умерло множество людей.

– Это понятно, – терпеливо произнесла Эдит. – Тогда уточню вопрос. Насильственной смертью?

Мужчина сморгнул.

– Сейчас не время для таких разговоров, Эдит. Вот эта чертова штука не хочет заводиться, а это означает полное фиаско. Мы мучаемся с этим с полудня.

Он вернулся к своей работе, но Эдит не собиралась отступать.

– Но может быть, все-таки уделишь мне несколько минут, – сказала она более настойчиво. – Я принесла тебе сэндвичи и чай.

– Чай? Ты приготовила чай? – он сделал гримасу и вернулся к работе. Она вспомнила, как однажды в Буффало он сказал, что американцы не представляют, как правильно готовить чай. Это как-то было связано с кипячением воды и погружением в нее листьев.

– Ты какую жестянку использовала?

– Прости?

– Из какой жестянки ты брала чай? Из синей или из красной?

– Не помню. А разве это не одно и то же? Чай есть чай. – Если только речь не идет об англичанах, подумала она про себя.

– Попробуй еще раз, Финлэй, – распорядился Томас.

Финлэй разжег огонь под паровым котлом и повернул ручку. Машина затряслась. Некоторые шестерни слегка провернулись, но потом отчаянно завибрировали. Эдит вспомнила о том, как наливала воду в ванну, и, хотя очень хотела переговорить с мужем, скрестила пальцы с мольбой, чтобы эта гигантская штука заработала. Томас крепко схватился за один из клапанов, стараясь удержать его на месте.

Работай, работай же, умоляла Эдит механизм.

Вибрация десятикратно усилилась, а ее муж все не разжимал рук. Горячая вода и пар стали вырываться через уплотнители между трубами. Потом из самого клапана, который держал Томас. Он мужественно пытался удержать его голыми руками. Эдит видела, что ему больно. И, тем не менее, он не сдавался. От напряжения его лицо покраснело. А потом из клапана вырвался целый гейзер пара, который попал на руки Томаса. Мужчина, закричав, отскочил назад, и его бледное лицо исказилось гримасой боли.

#

С помощью Финлэя Эдит довела Томаса до кухни. Он был весь покрыт красной глиной, похожей на кровь, и ей пришлось держать себя в руках, потому что перед глазами у нее сразу же встало залитое кровью тело отца. Даже когда она очистила его правую руку от глины, кожа все равно была багровой от ожога.

Как это бывает во многих английских домах, у Шарпов была целая куча различных целебных мазей и других средств, поэтому Эдит старательно нанесла то, что ей принесли, на руку своего мужа. Она вспомнила, как кухарка однажды говорила, что в Ирландии для лечения ожогов употребляют мед. Перед ее внутренним взором неожиданно возникла сцена, во время которой полчища муравьев разделывались с лежащей на тропинке бабочкой. Она видела это во время прогулки в парке Делавер и теперь постаралась прогнать кошмарное воспоминание.