– Ну, наверное, хватит, – сказала Эдит своему обожаемому пациенту, закончив бинтовать его руку.

– Мои руки становятся все грубее. Твоему бы отцу понравилось, – жалобно произнес Томас. Эдит молча кивнула. Понимает ли он, как она страдает, когда он ранит себя? И как теперь она будет каждый день волноваться, когда он будет заниматься со своим изобретением? Сейчас он был настолько занят всем этим, что перевести разговор на тему, которая интересовала ее – Видения, Смерть, Призраки, – было очень трудно.

– Эта машина никогда не заработает, – продолжал ворчать Томас. – Никогда. Для чего я себя обманываю?

– Ты не должен отказываться от надежды, – ей приходилось поддерживать его, независимо от того, насколько она за него боялась. Эдит верила в мужа и считала, что когда его вера в себя ослабевает, то ее долг поддержать его.

– Надежда? – переспросил он. – Эдит, надежда – это одно из самых жестоких чувств. Обычно я стараюсь держаться от нее подальше.

И закрываешь глаза на то, что тебе не нравится, добавила она про себя.

Он сидел рядом с ней, и, как и всегда, его близость отвлекала ее, как будто жила своей собственной жизнью.

– Но сейчас что-то во мне изменилось, – взглянул на нее Томас. – Для чего только я привез тебя сюда? – Он не отрывал взгляда от ее лица. – За кого ты вышла замуж, дорогая? За неудачника.

– Кроме тебя, у меня никого нет, – охваченная порывом любви, она поцеловала мужа и почувствовала, как он напрягся. Он всегда так делал – помня о ее трауре, – но сейчас он явно немного смягчился. Сдался. Она растопила его сдержанность.

Томас отодвинулся от нее, готовый вернуться к работе.

– Эти люди уйдут вечером, а мы пытаемся успеть до того, как начнутся снегопады, – они встали и направились назад, к комбайну, а Эдит пообещала себе, что вечером обязательно его разговорит.

Выйдя из кухни, они оказались в фойе.

– Скоро нам придется остановить все работы, – продолжил он. – Вот тогда-то ты и поймешь, почему они называют это место Багровым пиком.

Эдит замерла.

– Что ты сказал? – спросила она напряженным голосом.

– Багровый пик, – повторил Томас. – Так люди называют это место. Руда и красная глина выходят на поверхность и окрашивают снег. Он становится ярко-красным. Отсюда и… Багровый пик.

Эдит стояла столбом, пока Томас проходил мимо нее. Ее желудок опять свела судорога.

Меня предупреждали, потрясенно подумала она. Дважды.

И вот я здесь.

Багровый пик.

#

Оно наблюдало, как брат покинул свою молодую жену. Услышав непонятные звуки, он остановился в фойе и обернулся.

Какая-то тень… Какой-то шум… Но Томас никого не увидел. Развернувшись, он вышел из дома.

Не увидев никого из тех, кого он был в состоянии увидеть.

Буффало, штат Нью-Йорк

Цветы на могиле были припорошены снегом. Вещи Кушингов были уже все упакованы, но у Алана не было ощущения, что все закончилось.

Он положил свой букет у подножия памятника и задумался: все ли погребенные здесь покоятся с миром? Ведь даже сама смерть не сможет помешать отцу Эдит оберегать ее, если, конечно, призраки действительно существуют. Алан хорошо помнил, как настойчиво маленькая Эдит утверждала, что призрак матери посетил ее вскоре после ее ужасной смерти. Эдит была чуть ли не в истерике, и Алан притворился, что поверил ей.

Но он был такой единственный. Отец успокаивал свою испуганную дочь тем, что говорил ей, что у нее слишком богатое воображение, которое миссис Кушинг подпитывала непрекращающимся потоком сказок, которые она читала вместе с дочерью.

Призраков в жизни не бывает, настаивал ее отец и покупал ей более прагматичные книги, например о домашнем хозяйстве.

– Но я же знаю, что бывают, – говорила Эдит, стоя рядом с Аланом в их «пиратском логове», располагавшемся на яблоне. Они как раз делали шпионские очки. – Мама была у меня. Я знаю, что была. – Эдит задрожала, лицо ее сморщилось, и она чуть не расплакалась. – И она была такая страшная.

Он слушал, кивал и старался подбодрить ее. Его собственная мать объяснила ему, что таким образом Эдит может просто привлекать к себе внимание – рассказывая дикие истории и притворяясь больной просто потому, что чувствует себя несчастной. Ведь то, что баланс в ее семье теперь нарушился, было совершенно очевидно. Любящая рука матери отсутствовала, а девочкам материнская поддержка просто необходима, чтобы они выросли уравновешенными молодыми женщинами.

– Наверное, она слишком тяжело восприняла смерть матери, – предположила миссис Макмайкл, и взволнованный Алан пытался сделать все, что было в его силах, чтобы помочь «коллеге-пирату». Он даже, к своему стыду, тайно играл в чаепитие с ее куклами.

А вот его сестрица высмеяла Эдит и всем рассказала об истории с ее призраком. Девочки иногда могут быть очень жестокими: в школе и церкви – везде, как он теперь вспоминал, – Юнис и другие ждали Эдит, сидя в засаде, а потом выскакивали и кричали «Бу-у-у-у».

Они мучали ее, и вот однажды, накануне своего одиннадцатого дня рождения, Эдит пришла к нему.

– Знаешь, насчет того случая с мамой, – сказала она. – Думаю, что я тогда ошиблась, Алан.

После этого она много лет не говорила об этом, и он почти забыл о случившемся. А потом она взялась за свой роман, и Алан понял, что все эти годы Эдит прятала это воспоминание глубоко в себе. Он показал ей фотографии «спиритических посещений» как приглашение к обсуждению этого вопроса, но к тому времени она уже была влюблена в сэра Томаса Шарпа. И тем не менее, она очень внимательно изучила фотографии, а он в это время сидел и пытался угадать, какие мысли бродят у нее в голове.

Если вы сможете вернуться в наш мир, обратился он к Картеру Кушингу, вы расскажете мне, как вы умерли? И почему вы выписали Шарпу чек на такую огромную сумму как раз накануне того дня, когда ушли в мир иной?

Его размышления были прерваны скрипом снега. Появился мистер Фергюсон.

– Вы хотели меня видеть? – поинтересовался пожилой адвокат после того, как они отсалютовали друг другу шляпами. Потом он посмотрел на могилу. – Может быть, все это и к лучшему. Кажется, Эдит нашла наконец свое счастье, вы не согласны?

Алан понял, что старая лиса Фергюсон проверяет его.

– Я не получил от нее ни слова, – ответил он.

– А я получил. Она попросила меня перевести все деньги в Англию.

Она отдает свое состояние Шарпу, понял потрясенный Алан. Естественно, что это ее прерогатива как замужней женщины. Но Алан никак не мог избавиться от мысли, что это неправильно. И опасно.