Однако его подарок тоже не годился для монастыря, это был короб, в котором лежало платье, шелковое, голубое с белым и бежевым. Аллиель восхищенно ахнула, а Эдин подумал, что его ожерелье очень подойдет к такому наряду. Тем более что никто сегодня ещё не подарил ей украшение, даже самое пустяковое.

Позже Аллиель постучала в его дверь, как раз когда он достал ожерелье и сам собрался подняться к ней. Аллиель была на себя не похожа, потому что в новом платье, и её волосы, обычно заплетенные в простую косу, теперь уложили и украсили лентами — не иначе, потрудилась одна из служанок. Такая Аллиель вдруг показалась Эдину совсем другой, далекой и незнакомой, и гораздо старше.

— Я тебе нравлюсь? — подобрав юбки, она крутанулась на каблуке новых башмачков.

— Да, очень нравишься, — ответил Эдин совершенно искренне, — только юбка слишком длинная, не споткнись.

Аллиель вздохнула.

— А говоришь, что нравлюсь! И тут же — про юбку!

— Ну и что? Длинная же. Подшей немного, ты и так каждый день шьешь.

— Нельзя ее сейчас укорачивать, — опять вздохнула Аллиель. — Я ведь не завтра начну носить это платье, в монастыре такое не надевают. Это если к тете ехать, не раньше осени. А до осени я могу и вырасти еще немного, как считаешь?

— Можешь, конечно, — признал Эдин. — У меня для тебя тоже есть подарок, вот, смотри.

Он вытряхнул из мешочка ожерелье и протянул ей на ладони.

Аллиель замерла.

— Это мне? От тебя?

— Тебе, конечно. От меня.

Он развернул ожерелье.

— Это цветы виолики. Тебе нравится? Мою маму звали Виоликой… в общем, мне бы очень хотелось, чтобы ты это носила.

— Спасибо, Эдин, — Аллиель то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — Оно мне очень нравится. Так нравится, что даже сказать не могу, как! Помоги надеть, а?

Эдин надел ожерелье на шею Аллиель, застегнул крошечный замочек. Ему тоже нравилось. Вещичка была, может быть, не слишком драгоценной, но красивой — определенно.

— Отец никогда не покупал мне ничего такого, — сказала Аллиель. — А все мамино забрали в королевскую казну.

— Почему же ты его не попросила? — удивился Эдин. — Он бы наверняка купил, если бы знал, что ты хочешь.

— Нет, — девочка качнула головой. — Не купил бы. Он не покупает ненужные вещи, совсем. Знаешь, мне очень приятно, что память о своей маме ты отдал мне. Я буду её очень беречь. Ты ведь обещал быть мне братом, помнишь? А теперь ты еще больше мне брат, правда? Расскажи о своей маме!

— Я тебе ничего не обещал, — заметил Эдин с улыбкой. — Сама все выдумала. А моя мама, она… она была замечательной. Она…

Его прервал резкий стук в дверь, и появилась Меридита.

— Леди Аллиель, почему вы тут?!

Должно быть, в честь особого дня голос Меридиты был не грозный, а почти ласковый, зато заданный вопрос — тот же самый.

— Леди Аллиель, его светлость ждет вас внизу. И все мы ждем, спускайтесь скорее, дайте на вас полюбоваться!

— Пошли! — Аллиель потянула Эдина за руку.

Граф действительно ждал, сидел в кресле посреди коридора, а домашние столпились вокруг. При виде Аллиель все захлопали в ладоши.

— Девочка моя, — Эдин мог бы поклясться, что глаза Графа влажно заблестели.

— Аллиель Кан, наследница Вердена, — продолжал Граф торжественно, — в каком бы мире ни пребывала сейчас ваша прекрасная мать, она видит вас и гордится вами. И я, ваш отец, тоже вами горжусь.

— Ах, отец! — Аллиель бросилась ему на шею, действительно чуть не наступив на длинный подол; Граф обнял её и прижал к себе.

— Сегодня здесь должен бы быть бал, моя девочка, — сказал он негромко. — Но это у тебя еще впереди, даже не сомневайся.

Аллиель вдруг рассмеялась.

— Вот бы и сегодня хоть чуть-чуть потанцевать! Отец, неужели совсем нельзя?

— Можно, — решил Граф. — Виллен, и вы, парни, доставайте свои дудки. Выбирай кавалера, Аллиель.

Все расступились, освобождая место, а коридор, к счастью, и в самом деле был не узкий. Аллиель подошла было к Эдину, но тот, густо покраснев, помотал головой и отступил — он не умел танцевать так, как это делают на балах. Положение спас Якоб, он шагнул к Аллиель и церемонно ей поклонился.

— Окажите честь, моя леди.

— Да-да, Якоб Лаленси, кто, если не ты, — улыбнулся Граф.

Аллиель подала Якобу руку, и они закружились под немного нестройную музыку, издаваемую тремя дудками. Наверное, это был не слишком изысканный бальный танец, раз такая музыка для него годилась. Одна рука Аллиель лежала на плече Якоба, другой она придерживала слишком длинный подол.

Меридита прослезилась от умиления, но это не помешало ей ворчать:

— Ах ваша светлость, ваша светлость. Чтобы в таком наряде тут танцевать, надо было приготовиться, пол щетками вымыть. Долго ли красоту испортить? Графине вон, вы помните, для выездов дорожку ковровую стелили до кареты.

— Прекрати, Меридита, — махнул рукой Граф.

Ожерелья на шее Аллиель никто как будто не заметил, к немалому облегчению Эдина.

Уже на следующий день Меридита, то и дело смахивая слезы с ресниц, принялась укладывать вещи Аллиель — той, оказывается, пришла пора уезжать в свой монастырь. А Эдин-то думал, что Аллиель еще побудет в Развалинах, до прихода тепла, по крайней мере. Аллиель тоже не казалась довольной.

— Одно радует — это мой последний год в монастыре, — сказала она Эдину. — Отец или тетя оставили бы ещё, но ты же сам слышал — королева…

— Ага, а король сразу примется подыскивать тебе женихов из числа своих шутов? Чтобы уже отделаться поскорее, раз угораздило надавать обещаний.

Кто знает, почему ему хотелось быть злым?

Аллиель побледнела, уставившись на него разом заблестевшими глазами. Эдин ожидал, что она обидится и убежит, он бы не стал задерживать, и прощения просить тоже не стал бы — всё ведь правильно сказал. Крепких телом девушек в тринадцать лет уже замуж выдают. Правда, Аллиель взрослой пока не кажется, но ведь еще целый год впереди.

Она не рассердилась и не убежала, и Эдин спросил, желая загладить недавнюю резкость:

— Так ли уж плохо в этом твоем монастыре?

— Ничего хорошего, — она опустила глаза. — Там все девочки из знатных семей. Я всегда была самой бедной… иногда мне что-то давала тетя. Хоть мы все носим одинаковые платья, все равно… ну, ты понимаешь! И вечно кто-то шептался за спиной, пальцами показывали — дескать, это Аллиель Кан, та самая. Иногда специально приезжали, чтобы на меня посмотреть, как на зверушку. Меня ведь заперли в этой школе, чтобы я не сбежала… то есть, чтобы меня не увезли родственники. Да они бы и не стали, зачем им рисковать? А отец, чтобы забирать меня сюда, поклялся честью, что не станет препятствовать королю исполнить обещание.