– Я не грустный, я… задумчивый…

Девушка рассмеялась. Игорь наблюдал за происходящим с широкой улыбкой:

– Я понял, почему Мертвицкий с тобой носится. Вы с ним похожи.

– Зато вы с ним выглядите как полные противоположности, – вернул рыжий осипшим вдруг голосом.

Игорь отсалютовал Лёньке стаканом и снова залудил вискаря. Как он умудряется столько пить и не пьянеть, оставалось загадкой. Хотя, при таких габаритах испытателя…

– Есть гении, типа него, – пояснил Каров, отставляя пустой стакан. – А есть герои вроде меня. Вы там что-то изобретаете, а я потом разбиваю голову, прежде чем все расчёты окажутся верными. И, как подсказывает мне моя многожды битая голова, ещё ни разу не было такого, чтобы какое-то изобретение заработало сразу и без косяков.

– А ты кто, котик, если не секрет? – промурлыкала девушка Игорю с Лёнькиных колен.

– Я? Герой.

– Российской Федерации?

– Российской Федерации в природе не существовало, когда меня признали героем, – по-гагарински улыбнулся Каров. – Я – Икар. Слышала?

– Это из мифов древней Греции? – рассмеялась девушка. – Значит, боги существуют на самом деле? Что же ты не сказал, что бог?

– Я бы сказал, что бог. Вот только я герой, – Игорь говорил так, что понять, шутит он или серьёзен, было невозможно. С одной стороны, голос его звучал солидно и весомо, с другой – всё произнесённое не могло быть ничем, кроме глупой нелепицы.

– Значит, герой? – девушка подалась вперёд, понизив голос до шёпота. – И так спокойно об этом говоришь? А не боишься, что я про вас расскажу?

Игорь тоже подался вперёд и проговорил девушке в самое ухо:

– Кто тебя станет слушать, кроме психиатров?

Лёня почувствовал укол ревности. Девушку на коленях он почему-то воспринимал уже как свою, хотя поводов для этого не было. И перешёптывания с ней испытателя казались вторжением в личное пространство.

– И потом, – добавил Каров, – всегда есть возможность стереть тебе память.

– Это как? – не поняла девушка, отстраняясь. – Как в «Людях в чёрном»?

Разговор становился всё бредовее. Не то от выпитого, не то от духоты Лёня терял суть происходящего. Или во всём был виноват аромат парфюма, щекочущий нос и голая женщина на коленях. А ведь он даже имени её не знает. И что сказать жене?

– Как в «Крёстном отце». Нет человека, нет проблемы.

Игорь откинулся на спинку дивана и громко, раскрепощённо расхохотался. Девушка тоже засмеялась, и Лёня ощутил, как постепенно возвращается к реальности, в которой рядом сидит не бог и не герой, а дурной на всю голову, навязанный шефом лётчик-испытатель, где на коленях у него ёрзает практически голая стриптизёрша, а дома ждёт Ира и Наташенька, которые даже в страшном сне не могут себе представить, где сейчас глава семейства и чем он занимается. Погрустнев ещё сильнее, Лёнька обречённо потянулся за стаканом с виски.

Каким чудесным образом и при каких обстоятельствах он вернулся домой, Лёня так и не сумел вспомнить ни утром, ни потом, спустя время. Видно, подсознание решило вычеркнуть из жизни постыдный эпизод. Жене он тоже ничего не объяснял, сказал только, что общался после работы с коллегами, был повод. Отчасти это казалось правдой, особенно в свете того, что память так и не восстановила подробности невменяемого вечера. Единственное, что Лёня мог констатировать как свершившийся факт, – утром ему было невероятно плохо. Настолько паршиво он не чувствовал себя со времён юности, когда по незнанию набрался впервые в жизни. Тогда отравление было жесточайшим: прообщавшись половину ночи с тазиком и унитазом, Лёнька умирал весь следующий день и поклялся, что больше никогда в жизни не станет пить. Данный с похмелья зарок он держал больше пятнадцати лет. Нет, не то чтобы он совсем не пил, но два бокала вина за вечер были его пределом. Рыжий всегда держал себя в руках и вот в зрелом, казалось бы, возрасте вдруг повторил неудачный юношеский опыт.

До работы он доехал только чудом, борясь с желанием вывернуться наизнанку, и лелея надежду, что Мертвицкий не заявится к нему в кабинет хотя бы до обеда, и он успеет хоть немного прийти в себя.

Но всё случилось иначе.

Лёня переступил порог кабинета и замер, мгновенно теряя все симптомы похмелья прямо на пороге, не дожидаясь обеда. Человек редко думает о похмелье, простуде и других сиюминутных слабостях организма с ножом у горла.

– А теперь быстро отвечай, грёбаный засранец, какого хрена тебе понадобилось в моем сейфе? – хрипло прошептал за спиной голос Мертвицкого.

И лезвие канцелярского ножа, что ещё вчера валялся на столе, сильнее упёрлось в Лёнькин кадык.

Они съезжались сюда негласно, поодиночке, словно представители «Cosa Nostra», что в конце пятидесятых годов прошлого века прибыли на съезд «Apalachin» в штате Нью-Йорк. Каждый старался не привлекать к себе внимания. Тайна подобных встреч свято охранялась всяким из участников. Даже если бы они были простыми смертными, и тогда ни один не стал бы афишировать это собрание.

Они казались бесконечно разными, вряд ли кто-то со стороны мог заподозрить, что их что-то объединяет. И, тем не менее, общего меж ними было больше, чем различий. Все они – от скромного бородача в поношенном свитере до щёголя в дорогом костюме, от благовидной пожилой женщины в платье из новой коллекции «Gucci» до шикарной молодой особы в мужском костюме от Гоши Рубчинского – стояли когда-то у истоков мира и в немалой степени управляли этим миром теперь.

Отель с простым названием «Park» в центре швейцарских Альп располагался таким образом, что туда вряд ли смог бы добраться случайный человек. Он находился далеко от туристических мест, никогда нигде не рекламировался и большую часть времени пустовал, что вызывало закономерный вопрос: за счёт чего он выживает? Редкие посетители, что останавливались здесь раз в год по невероятной случайности, могли бы задаться и другими вопросами, к примеру, для чего в маленьком неприметном отеле нужен конференц-зал на несколько сотен человек? Или отчего для постояльцев не предусмотрено никаких развлечений?

Ответ на все эти вопросы был прост, но настолько не вписывался в привычную современному обывателю реальность, что вряд ли удовлетворил бы чьё-либо любопытство. Здесь собирались боги, прежде сотрясавшие небо и землю. Боги, сдавшие позиции новым богам, но отыгравшие своё, встав за мировыми брендами и могучими корпорациями.

Во времена, когда между ними устанавливались договорённости и складывался новый миропорядок, встречи эти случались чаще. Теперь, когда выстроились правила игры, древние съезжались крайне редко и только по эпохальным вопросам. И уж если здесь закипала жизнь, значит, происходило что-то сверхординарное, выходящее за рамки установленных правил.

Утром второго дня гости – и те, что только приехали, и те, что прибыли накануне, – потянулись в конференц-зал. Переговаривались, рассаживались, улыбались друг другу. Большая часть улыбок не отличалась искренностью, так могли улыбаться змеи и скорпионы, и будь здесь представители прессы, они бы обязательно отметили эту натянутость. Только никого постороннего тут не было и быть не могло.