— А тебе язвить, — усмехается он и ставит руку на подоконник, прижимая меня к нему. Наступает тишина и мы просто молча смотрим на двор.

— Теперь, спустя время, ты можешь мне сказать правду — чего тебе не хватало в нашем браке? — вдыхаю и задерживаю дыхание, начиная считать про себя до десяти. Раз, два, три, четыре… — Οбещаю остро не реагировать. Думаю, я заслужил правды.

— Я давно тебе все рассказала, с тех пор ничего не изменилось, — спокойно отвечаю я, чувствуя его теплое дыхание в своих волосах, и по телу непроизвольно идут мурашки, трудно не реагировать на близость человека, которым неизлечимо больна.

— Ника, — выдыхает в мои волосы. — Я прошу правды, а не оправданий! — злясь сквозь зубы требует он.

— Что ты хочешь услышать?! — взрываюсь я. — резко разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. — Что я изменяла тебе, потому что шлюха?! Искала член побольше и кошелек потолще?! Это ты хочешь услышать?! Тебе от этого станет легче?! — толкаю его в грудь, чувствую, как меня трясет от злости.

— Да! — кидает мне в лицо, отпускает, разворачивается и идет на выход. Почему люди охотнее верят в грязь, чем в правду? Марк останавливается в дверях, резко поворачивается и снова идет на меня. А мне становится страшно, потому что я вижу, как он сжимает кулаки.

— И что же не нашла до сих пор такого?! — понижая тон, спрашивает он. Хватает за талию и сажает на кухонный стол. Обхватывает за шею, но не душит, просто фиксирует на месте, чтобы смотрела в глаза.

— Запросы, видишь ли, растут, я в поисках, — заявляю я, притворно улыбаясь. Не знаю, что в меня вселяется, но мне хочется язвить и злить Марка, потому что я вижу, как он реагирует на мои слова — остро, болезненно. И мне хочется понять, что это — уязвленное самолюбие или действительно чувства, которые он прячет за толстой броней.

— Сука! Какая же ты сука! — рычит мне в губы и дёргает пояс халата, а потом грубо, рывками снимает его с меня, швыряя куда-то на пол.

— Я ровно та, кем ты хочешь меня видеть. Шлюха, сука или падшая женщина! — кидаю ему в лицо смотря в глаза. Марк наматывает мои волосы на руку и грубо разводит ноги, помещаясь между ними.

— Что это значит?! — спрашивает он и дышит тяжело, словно задыхаясь. Даже в темноте я вижу, какие у него бешеные глаза, но мне не страшно. Ну что он мне сделает? Убьет? Так я давно мертва. Мне вдруг начинает нравиться смотреть на его настоящие эмоции и понимать, что не только я мучаюсь. Марк по-прежнему ко мне неравнодушен.

— Ты плохой следак, Марк, совершенно не разбираешься в людях, веришь только фактам и пустым словам, — усмехаюсь я, еще больше выводя его из равновесия.

— Да, ты права, я совершенно тебя не знал!

— А я тебя! — мои волосы натягиваются и становится больно. Я сижу на столе совершенно обнаженная, но я не чувствую себя уязвленной, надоело быть жертвой! — Быстро же ты выкинул меня из своей жизни, верил всем, кроме меня. А была ли любовь, Марк?! — несмотря на то, что я задаю этот вопрос в саркастическом тоне, он очень важен для меня.

— Прекрати играть со мной в эти игры! Все равно не поверю твоим лживым словам! Лучше заткнись, Ника! — слово разъяренный зверь, рычит мне в лицо и одновременно стискивает моё бедро, дергая на себя. От грубой ласки идет волна дрожи по телу — меня возбуждает наша игра.

— А что, не нравится слышать правду?! Ты эгоист, Марк. Вынес нам приговор без суда и следствия и лелеешь свою обиду, не думая обо мне! Видишь то, что только на поверхности и не хочешь копнуть глубже! — его рука начинает хаотично блуждать по моему телу, то больно сжимая кожу, то нежно лаская.

— А я копал, Вероника, но раскопал только грязь, моя хорошая, — порочно ухмыляется.

— Я же говорю, ты веришь только…, - не успеваю договорить, потому что Марк закрывает мне рот жестким поцелуем. Дико кусает губы, удерживая за волосы, не позволяя отвернуться, а я и не хочу, стону ему в рот, потому что его наглые ладони сжимают грудь, и потирают острые возбужденные соски.

— Заткнись, Вероника, просто молчи, иначе я за себя не отвечаю, — хрипло шепчет мне в губы, а оторваться от меня не может. Есть в нём эмоция, чувство, но все заросло пеленой лжи, которой меня кто-то окатил, и Марк, как слепой, верит в то, что говорят чужие люди. Я отвечаю на поцелуй так же отчаянно, дико, как он, потому что моя больная любовь сильнее всего, что вокруг нас происходит, и у нее нет гордости, я готова быть для Марка кем угодно, только бы чувствовать его рядом.

— Сука, ты въелась мне в голову — ни о ком не могу больше думать. И как тебя вытравить не знаю, — шепчет он и отпускает волосы, обхватывая шею и одновременно накрывая мои складочки, раздвигает их, скользит пальцами к входу. Дразнит, немного проскальзывает внутрь, собирает влагу и возвращается к клитору. Уже не целует, держит за шею возле своих губ и дышит тяжело, смотря в глаза, вынуждая показывать, как мне с ним хорошо.

Пытаюсь сдержать слезы, потому что эмоции накатывают волна за волной. Все что он сейчас сказал похоже на признание в любви. Марк сильнее растирает клитор, пощипывает его, массирует, точно помня, как я люблю. Сначала медленно, аккуратно, кончиками пальцев увлажняя, а потом быстрее и быстрее, пока я не начинаю биться в его руках и царапать его плечи. И уже ничего не имеет значение, только его глаза, дыхание, ласки, нарастающие удовольствие и дикая тоска по нашей любви.

Первые слезинки скатываются с глаз с первыми судорогами приближающегося оргазма. Ещё немного и меня накроет. Вожу руками по его груди вниз, быстро расстегиваю ремень, ширинку, отодвигаю боксеры и обхватываю уже твёрдый, налитый член. Хочу, чтобы он тоже это почувствовал и сошел с ума.

— Да-а-а! — кричу, закатывая глаза, когда волна жара возникает внизу живота и резко выбрасывается по всему телу, а слезы льются из глаз. Мне кажется, я умираю в его руках, но это такая сладкая смерть, которая возносит на небеса. Сама не замечаю, как в порыве страсти сжимаю его член и начинаю двигать рукой, раскрывая пульсирующую головку. Бесстыдно, словно на самом деле шлюха, развожу ноги шире, предлагая Марку себя. Не хочу, чтобы моя сладкая смерть заканчивалась. Хочу умирать всю ночь, чувствуя его в себе.

Марк триумфально усмехается, наклоняется, кусает мои соски, немного их оттягивая, и хрипло стонет мне в кожу, когда я вожу по его головке, размазывая капли влаги.

— Нет! — рычит мне в грудь и подхватывает под попу, поднимая на руки. Хватаюсь за его шею, не понимая, что происходит. Марк приносит меня в гостиную и ставит на пол. Он берет подушку с дивана и кидает ее возле своих ног. Я знаю, что это значит, он хочет меня на коленях и минет. Марк снимает с себя водолазку и отшвыривает ее в кресло, приподнимает брови и манит меня пальцем. Медленно, еще пошатываясь от оргазма, подхожу к нему, чтобы он надавил мне на плечи, вынуждая опуститься коленями на подушку.

— Хочу твой рот, — его голос не просто осип, он дрожит от возбуждения. Я голая мокрая стою перед ним на коленях и смотрю на Марка снизу-вверх, но чувствую в этот момент власть над ним.