Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тем лучше. Я тебя найду. А сейчас, извини, у меня тутсамый напряженный момент, – виновато сказала Алена. – Она наконец-то узнает,кто на самом деле виновен в смерти ее брата…
– Что? – вскричала Лида. – Какого брата?
– Старшего, – ответила Алена. – А что?
– Ничего…
Вот и не верь после этого в удивительные совпадения!Оказывается, героиня нового детектива Алены Дмитриевой тоже ищет, кто виновен всмерти ее брата! Тоже? Значит, Лида считает, что в смерти Сергея виновенкто-то, а не что-то?
Ладно. Кто или что – она это узнает. Выяснит. Найдет. Еслине подведет Алена Дмитриева.
Что характерно, она не подвела.
В десять утра раздался звонок.
– Значит, так, – начала писательница, по своему обыкновениюэкономя время. Она вообще говорила очень быстро, а когда Лида однажды спросила,почему у нее такая забавная манера, Алена засмеялась и ответила, что набраласьее у сотрудников угро, которые торопятся обменяться информацией между двумябандитскими выстрелами. Кстати, вот где Лида читала, что каждое расследованиеначинается с сакраментальной фразы «Значит, так». В каком-то детективе Алены!
– Значит, так. Кларочка готова нас с тобой принять сегодня послеполовины второго, как только закончится обеденный перерыв. Но есть одно «но». Уних работает какая-то комиссия – проверяет состояние канцелярии. И этозатянется неведомо на сколько. Поэтому все дело она нам дать посмотреть несможет. Только приговор.
– Но я и так знаю приговор, – разочарованно сказала Лида. –Пять лет в колонии общего режима.
– Ты не поняла, – терпеливо объяснила Алена. – На языкесудейских то, что ты сказала, – это вердикт. А собственно приговор – этоквинтэссенция дела, точнее конспект, в котором кратко, сжато и предельно четкосформулировано все, что имеет к нему отношение. Нет, не этапы расследования,конечно, а все, что прозвучало на суде. В приговоре изложена суть всехпоказаний. А ведь именно это тебе и нужно, верно?
– Ну да, наверное, – нерешительно согласилась Лида.
– Тогда встречаемся в полвторого около облсуда. Толькодоговоримся – не опаздывать! Пока-пока!
И писательница положила трубку.
Лида же подержала свою в руке с некоторым недоверием.Стремительность, которую придала ее неторопливым размышлениям Алена, ее не точтобы напугала, но заставила несколько оторопеть. Интересно, откуда такойвнезапный альтруизм у всегда страшно занятой местной знаменитости? Почему онавдруг, словно с печки упала, решила идти с Лидой в суд? В принципе, ответпрост: у писательницы там свои дела. Ей тоже нужно посмотреть какие-томатериалы, вот она заодно и напрягла какую-то там Кларочку по поводу Лидиныхпроблем.
Так-то оно так… Однако Алены Дмитриевой ее знакомыепоследнее время слегка побаивались. Около этой дамы практически ничего не моглопроизойти, чтобы не оказаться отраженным в ее очередном романе. Мало того чтовсе события своей жизни она препарировала с неким веселым мазохизмом, точно также небрежно и потребительски она относилась к характерам и судьбам всех своихдрузей и знакомых. Вполне достойные и приличные люди не без опаски вчитывалисьв очередной романчик Дмитриевой, с ужасом узнавая себя в героях, рядом скоторыми они не решились бы оказаться в темном переулке! Самое смешное, что,когда проходил первый припадок неистовой злости, во время которого хотелосьпредать аутодафе писательницу – сжечь ее на костре из ее же многочисленныхдетективов, они начинали втихомолку гордиться тем, что угодили-таки в большую…ну, может, не в очень-то большую, но все же литературу, и с небрежной ухмылкойсообщали, что Алена опять их изобразила! У нее всегда был наготове блокнот, вкоторый она весело записывала случайно оброненные фразочки и свои мимолетныевпечатления. Рассказывали, что по всей ее квартире, у каждого из трехтелефонных аппаратов, разложены подобные блокноты, что Алена дотошней ЛевияМатвея, того самого, о котором бедный Иешуа Га-Ноцри как-то сказал: ходит, мол,тут за мной один с козлиным пергаментом и пишет, и пишет, и пишет…
А чем это для Иешуа закончилось, всем известно.
Ради бога, ремесло у них такое, у писателей, – писать,однако Лиде совсем не улыбалось сделаться одним из персонажей нового романадетективщицы Дмитриевой. И тем более таким персонажем сделается Сережа. Какбыть, если окажется, что видимый альтруизм Алены имеет под собой совершенноконкретную и деловую базу? Дескать, я тебе помогаю докопаться до сути в делетвоего брата, а ты за это отдаешь мне свои и его боли и страдания на публичноерастерзание.
Может, пока не поздно, позвонить Алене и отказаться от еепомощи? Но как же тогда узнать правду о случившемся? Самой-то ей нипочем неподобраться к материалам Сережиного дела…
Или не усложнять ситуацию? Воспользоваться тем, что самоидет в руки? Может быть, Алена еще и не потребует «платы натурой». Она и безтого пишет какой-то детектив о том, как сестра пытается выяснить, кто виноват всмерти ее брата. Вряд ли ей захочется писать два романа подряд об одном и томже!
И Лида в который раз в своей жизни призвала на помощьлюбимую подружку и утешительницу великого множества женщин – Скарлетт О'Хара,некогда сказавшую: «Я не буду думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра!»
В данном конкретном случае – сегодня, в половине второго.
Только надо постараться не опоздать, потому что писательницаДмитриева была известна не только своей опасной всеядностью, но и редкостнойпунктуальностью: она не опаздывала никогда.
Ярослав взглянул на часы. Что-то задерживается номер… Ужепятнадцать минут сверх обычного времени прошло. Вчера она начала петь ровно вдесять, позавчера – тоже. А сейчас уже одиннадцатый час, однако Майданской невидно.
Что-то произошло? Внезапно изменилась программа? Или простослучайная задержка?
– Когда певица-то будет? – поймал Ярослав за локотокпроходившую мимо официантку.
– Осторожней! – Она с профессиональной ловкостью увернулась,едва удержав в равновесии поднос с грязной посудой, бывший у нее в руках. – Вычто, хотите, чтобы я испортила ваш джемпер?!
Голос ее, начавшись на высокой, возмущенной ноте, постепенносмягчился:
– Извините… Вот-вот начнется выступление… У нее там какие-топроблемы с платьем.