– Все приходится делать самой. Иначе ничего не добьешься, – ныла она, переводя укоризненный взгляд с одного на другого. Чаще всего она обращалась к Вере, которая была рада, что хоть в этот раз не нужно держать оборону, и сочувственно кивала.

А я украдкой разглядывала Софию. Внешность у нее была интересная. Она утверждала, что когда-то мужчины соперничали, добиваясь ее руки, и это вполне могло быть правдой. Она наверняка была красивой, пока на ее лице не отпечатались все эти мелочные и злые мысли, что постоянно крутились в ее голове.

Ее вьющиеся, тронутые сединой волосы были красиво уложены. У нее была хорошая фигура, и она умела, что называется, «преподнести себя». Так что на первый взгляд София производила впечатление благородной пожилой дамы – до тех пор, пока не начинала вещать о себе.

Каролина как-то сказала, что нам вовсе не нужно разоблачать Софию. Она наилучшим образом делает это сама. И это правда. София была ярким примером того, до какой степени можно испортить красивую внешность, если постоянно взращивать в себе худшие качества. Но она, конечно, об этом не подозревала. В собственных глазах она была безупречна. О чем бы ни говорили, ей всегда удавалось перевести разговор на себя. Какая она незаменимая. Какое у нее исключительное чувство долга. Как она заботится об окружающих. И какой черной неблагодарностью ей платят! Наконец, она вспоминала о своем слабом здоровье и болезнях: и сердце ноет, и бессонница, и дышать тяжело… Короче говоря, она пыталась убедить нас в том, что она не щадит себя, лишь бы другие были счастливы.

Она не умолкала весь вечер. Арильд и Розильда откровенно скучали. Каролина, которую поначалу все это забавляло, вскоре устала, поэтому, когда Аксель Торсон встал и сказал, что ему пора домой, она вышмыгнула следом.

София тут же начала причитать из-за Леони, которая по какой-то причине не смогла прийти. Что с ней будет, пока София в Англии? Без нее бедняжке будет так трудно! Что же теперь – взять ее в Лондон с собой? Но для этого у Софии не было средств. А матери Леони она не позволит оплатить поездку. София вздохнула. Это должно было означать: смотрите, как вдова собирается отдать последние гроши.

Вера принялась убеждать Софию, что Леони нравится у Вещей Сигрид. Конечно, она должна остаться в замке. Так для нее будет гораздо лучше. Софии не о чем волноваться: Вера берет всю ответственность на себя.

София была довольна, но она не все сказала. Был еще «этот субъект», которого следовало опасаться. Она, разумеется, намекала на моего «брата» Карла, но Вера ее успокоила. Аксель сказал, что Карл опасности не представляет. Его просто не нужно принимать слишком всерьез. Он, конечно, шутник, но никакого зла в нем нет – так сказал Аксель. София может отправляться в Лондон со спокойным сердцем.

София поднялась, собираясь уйти. Попрощавшись со мной, она вдруг вспомнила, что я завтра уезжаю.

– Как мило, фру Торсон, что вы устроили ужин в честь Берты! – проворковала она, льстиво посмотрев на Веру. И, хоть она этого не сказала, я догадалась, чего она ждала от меня. Я должна была сделать книксен и учтиво поблагодарить. София задумалась на секунду и спросила:

– Кстати, Берта… Твой брат не поедет вместе с тобой?

Я покачала головой.

– Разве родные по нему не скучают? Мне кажется, он очень давно не был дома.

Я не нашлась с ответом, лишь пробормотала, что Карл сам знает, ехать ему или нет. И тут София выпустила свое жало.

– Значит, ваши родители ничего не решают?

Она окинула меня взглядом с ног до головы и язвительно продолжила:

– Они действительно позволяют детям делать все, что заблагорассудится? Пренебрегать образованием и бездельничать, как Карл?

Она намекала на то, что мои родители – безответственные люди. Арильд пришел мне на помощь.

– Образование – это еще не все, дорогая тетя, – сказал он. – То, что называется развитие, не менее важно.

София издевательски рассмеялась.

– Значит, в замке Карл развивается.

– Да, можно так сказать.

– Ах, вот я бы вам сказала! Но это, слава богу, не мое дело. Мне только обидно за твоих родителей, Берта. Они слишком мягкосердечны. А вообще, пока дети не в состоянии отвечать сами за себя, лучшее, что они могут сделать, – это слушаться своих родителей. Тебе об этом тоже стоит подумать, Арильд. Хотя, что касается брата Берты, то, возможно, родители были просто рады от него избавиться. В таком случае я их прекрасно понимаю. Ну, прощай, милая Берта. Счастливого пути!

Она снисходительно кивнула мне и ушла. Арильд покачал головой.

– Не обращай на нее внимания.

Он достал из кармана конверт и, поколебавшись, протянул его мне.

– Когда я был в Париже, я написал тебе это письмо, но так и не решился отправить. Оно довольно длинное, но я подумал, что…

Он смутился и начал запинаться. А у меня забилось сердце, и я почувствовала, что краснею. Он робко взглянул на меня.

– Ты можешь его не читать… И отвечать совсем не обязательно. Это так, кое-какие размышления. Я не очень хорошо пишу… просто подумал…

Он снова запнулся. Я взяла письмо.

– Спасибо, Арильд.

– Это я должен тебя благодарить.

Мы торопливо попрощались и разошлись.

Сначала я хотела пойти в свою комнату и прочесть письмо, но потом решила, что сделаю это, когда приеду домой. И я отправилась не к себе, а к Розильде. Я покидала замок рано утром и не была уверена, что к этому времени она уже проснется. Она мне обрадовалась. Должно быть, ждала.

Она сразу достала свой блокнот. Там было написано:

«У тебя такие ясные голубые глаза, Берта! Мне бы хотелось смотреть на мир твоими глазами».

Это было приятно, но я смутилась. Поэтому покачала головой и ответила, что мир становится прекрасней, если смотреть на него ее глазами.

Она, конечно, не согласилась. Мы сидели рядом на диване, она была задумчива. Загадочно улыбнулась и написала:

«Когда я рисую, мне нужен чей-то другой взгляд. В Париже самые лучшие рисунки у меня получались, когда я смотрела глазами Карлоса. Я всегда вижу удивительные вещи, когда смотрю на мир так, как он».

Мне нечего было на это ответить. Она немного подумала и добавила:

«Но у него теперь есть Леони!!!»

Тяжело вздохнув, она напустила на себя мрачность. Но я поняла, что это несерьезно: в глубине ее взгляда таилась улыбка.

«Я не слишком переживаю, – продолжила она. – Карлосу необходимо разнообразие. Но я считаю, это хорошо, когда человек понимает, что значат для него другие люди. Иначе легко потерять друг друга».

Когда я вернулась в свою комнату, там меня ждала Каролина. Она кивнула на мою собранную сумку и грустно сказала: