– Уходи, Пеструшка, уходи!

Я только улыбнулась и еще сильнее завертела руками. Должна признать, что я очень возгордилась, когда мы выиграли тросточки с изображением бульдогов.

Игра началась вечером. Вокруг футбольного поля включили прожекторы, хотя еще было светло. По полю дул жаркий ветер, в серебряном небе висел полумесяц.

Вся семья Уайеттов явилась пораньше, чтобы занять лучшие места внизу и оттуда подбадривать Рут. Джо, который держал Эрла, помахал мне рукой. Лиз не пришла, заявив, что согласна с мамой, футбол – варварство. Появился дядя Тинсли в серой фетровой шляпе и старом, красно-белом пиджаке университетской команды с вышитой на нем большой буквой Б. Я стояла на боковой линии игрового поля в команде оживления, и он направился ко мне.

– Итак, – сказал дядя Тинсли. – Мы уладили разногласия. – Он подмигнул. – Сделайте их, «Бульдоги»!

Места на трибуне заполнялись быстро, и там, как в школьном кафетерии, черные и белые сидели раздельно. Когда команда вышла, каждого «Бульдога» представляли, каждый выбегал на поле. Белые фанаты приветствовали белых игроков Байлера, но молчали, если объявляли черных игроков из Нельсона. Черные на трибунах поддерживали своих игроков, но, конечно, не белых.

Когда на поле вышли «Совы», фанаты приветствовали всю команду, но у «Сов» был только один черный игрок. Перед игрой люди говорили, что «Совы» слабая команда, но Биг-Крик был маленьким городом в горах, там, скорее всего, было мало черных жителей, так что в команде не возникало проблем с интеграцией, которую приходилось переживать Байлеру.

В начале игры толпа была полна энергии и выкрикивала приветствия каждый раз, когда «Бульдоги» завершали передачу или игрок отбирал мяч, и мычали, если «Совы» продвигались вперед. Группа поддержки стояла около боковой линии, прыгая и тряся шариками, а в это время команда оживления бегала взад-вперед перед трибунами, подбадривая публику и выкрикивая:

– «Бульдоги» рычат, «Совы» пищат!

Всех охватил общий восторг. Однако ко второй четверти «Бульдоги» потеряли два очка, и публика скисла. Я не очень-то много знала о футболе – правила казались очень запутанными, – но поняла, что мы проигрываем. В перерыве спросила Рут, что происходит. У «Бульдогов» не было командной игры, объяснила та. Дэйл Скарберри, белый защитник, пасовал только белым, а новые черные игроки не делали блока за своими белыми товарищами. Если так продолжится, то «Бульдогов» разгромят.

Когда Дэйл Скарберри провел передачу, которую перехватил один из игроков «Сов», я удивилась, услышав, что фанаты Байлера – и ученики, и взрослые – начали мычать на свою команду. И повторяли это каждый раз, когда какой-то «бульдог» ошибался, и они не просто мычали, они еще и кричали – «От вас воняет на поле!», «Идиот!», «Выставить его!», «Ты, сосунок!», «Не мозги, а дерьмо!».

«Совы» снова выиграли. Наша команда оживления все еще прыгала и размахивала руками, пытаясь привлечь публику на свою сторону, но тут кто-то бросил на поле бумажный пакет с кухонными очистками. Я наклонилась, чтобы поднять его, и, возвращаясь на боковую линию, увидела, как на трибуне встал белый мужчина и швырнул гамбургер в сестру Ванессы, Летисию, когда та, широко улыбаясь, подняла свой шарик над головой. Гамбургер попал ей в грудь, оставив жирное пятно на нарядной красно-белой форме.

Летисия игнорировала это, но потом белый мужчина с холма, я узнала его, встал и бросил большой пластиковый стакан с мороженым и колой. Стакан ударил Летисию в плечо, крышка с него слетела, и жидкость насквозь промочила форму. Летисия продолжала дергаться и выкрикивать так же энергично, как раньше, однако улыбаться перестала.

Тетя Эл обернулась и посмотрела на обоих белых мужчин.

– Эй, так нельзя! – крикнула она.

И в этот момент на трибуне поднялся черный мужчина и швырнул стаканчик с содой в Рут. Стаканчик попал ей в плечо, и жидкость испачкала одежду.

Это было уж слишком. Джо кинулся к черному мужчине, но другой черный повалил Джо прежде, чем тот добежал. Группа белых фанатов начала прыгать по скамейкам трибуны, чтобы защитить Джо, люди кидались напитками и едой, кричали, дрались друг с другом, женщины ругались, вцеплялись в волосы, малыши плакали, дети визжали, ученица седьмого класса ударила тросточкой какого-то парня по голове. Весь этот ад продолжался до тех пор, пока на трибуны не ворвалась полиция с дубинками.

Мы проиграли со счетом 36:6.

В понедельник в школе все говорили только об игре. Белые ученики возмущались скандалом на трибунах, называя его постыдным и позорным, но считали, что во всем виновата интеграция. Говорили, что так и должно было получиться; раз перемешали черных и белых, то ни к чему хорошему это не могло привести. Черные дети возмущались и утверждали, что все произошло не по их вине, в Нельсоне никогда не было таких взрывов, здесь они просто защищались. Многих учеников меньше огорчал этот скандал, чем то, что «Бульдоги» отдали победу в руки «Сов Большого Крика», обычно «Бульдоги» были лучше всех. Считалось, что интеграция усилит команду, а выходит, говорили дети, мы не смогли побить даже этих слабаков из Биг-Крика.

Вскоре выступил директор и объявил, что необходимо соблюдать «взаимное уважение и единство». Но ничего этого не было, пока после ленча не начался урок английского, когда учителя открыто подняли данную тему.

Моя учительница английского, мисс Джарвис, молодая женщина с крепко сжатыми губами, сказала, что нам следовало бы обсудить все происходившее на игре.

– Начали белые, – заявила Ванесса Джонсон. – Бросив колу в мою сестру.

– Во время игр всегда кто-то что-то бросает, – заметил Тим Брюстер, мальчик с холма. – Просто вы все превращаете это в расовые отношения.

– Мы здесь не собирались обмениваться обвинениями, – произнесла мисс Джарвис. – Но я хотела бы послушать ваши соображения по поводу того, что мы можем сделать для успеха интеграции здесь, в Байлере.

Белые дети стали утверждать, будто проблема в том, что черные все продолжают говорить о предубеждении и рабстве, хотя освобождены сто лет назад. Черным можно иметь свою черную гордость, но если вы начинаете говорить о белой гордости, то объявляетесь расистом. Белые дети с холма сказали, что у их семей не было рабов. Большинство их предков работали слугами, но никто никогда не слышал, чтобы люди жаловались на то, что они были ирландскими рабами. Я осмотрелась вокруг: молчат, кто-то намерен упомянуть старую хлопковую плантацию Холлидеев? Никто не сказал ни слова, и я уверена, они даже не вспомнили об этом.

Может, рабство закончилось сто лет назад, отвечали черные дети, но еще недавно они не могли поесть в кафе «Обеды Бульдога», и даже теперь на них там презрительно смотрели. Только несколько лет назад их начали нанимать на фабрику «Текстиль Холлидей», но им все еще дают самую грязную работу. Настоящая проблема, говорили черные ученики, в том, что белых пугает вступление черных во владения спорта и музыки. Белые хотели заставить черных замолчать, и чтобы они перестали настаивать на своих правах и вернулись мыть туалеты, стирать белье и готовить еду для белых людей.