Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стоматология «Оригами»! Ваш звонок очень важен для нас! Чем могу вам помочь?
– Я хотела бы попасть к вам на прием… – заныла я. – У меня зуб болит… кажется, эмаль откололась…
– Дело в том, – вкрадчиво ответила моя собеседница, – что мы сейчас не принимаем пациентов. Вы же понимаете – карантин… соблюдение правил изоляции…
– Что – совсем не принимаете?
– Ну, вообще-то, мы принимаем… только наших постоянных клиентов…
– Я постоянный клиент, постоянный! – оживилась я.
– Да? – недоверчиво переспросила девица. – А кто ваш доктор? Напомните мне, пожалуйста!
Вот те на! На такой вопрос я не рассчитывала! Откуда я знаю, кто ее доктор? На карточке, естественно, такой информации нет.
– Ой, вы знаете, – залепетала я смущенно, – у меня такая плохая память на имена… я ее зрительно очень хорошо помню, такая приятная женщина, и вежливая…
– У нас все врачи вежливые.
И тут меня осенило. То есть это было вполне очевидно, не знаю, почему я сразу об этом не подумала.
– Вот же, у меня ваша карта постоянного клиента!
Голос собеседницы заметно потеплел:
– А ее номер? – осведомилась она.
Я продиктовала девятизначный номер, напечатанный на карте, и голос телефонной девушки стал прямо-таки медовым, как будто она стала лучшим моим другом:
– Ах, что же вы сразу мне не сказали, что у вас золотая карта! Ах, вы ведь Людмила Михайловна, верно? Вы ведь Людмила Михайловна Петушкова?
– Конечно! – поспешно согласилась я, хотя первый раз в жизни слышала эту фамилию.
Однако таинственная незнакомка, чьим паспортом я пользуюсь, полна сюрпризов. Только я свыклась с Лидией Карасевой, а у нее обнаружилось еще одно имя… она прямо как матрешка – под одним именем спрятано другое, под тем – третье… и неизвестно, сколько масок придется снять, пока увидишь ее настоящее лицо…
– Ах, Людмила Михайловна, извините, что я сначала была с вами… излишне осторожна, – щебетал голос в телефоне. – Вы же понимаете, сейчас сложный период… я должна была сначала убедиться… понять, с кем я имею дело…
– Понимаю, я все понимаю. Так что – можно мне к вам записаться на прием?
– Конечно, конечно, Людмила Михайловна! Вам – безусловно можно! Да вы можете приехать в любое время, хоть прямо сейчас… если вам, конечно, удобно.
Ну, все ясно – в связи с карантином у них очень мало клиентов, но на всякий случай они осторожничают, подстраховываются, принимают только старых клиентов, в которых уверены на сто процентов. А тут еще и золотая карта…
В общем, я решила, что нужно ковать железо, пока горячо. То есть прямо сейчас ехать в эту стоматологию. Может быть, на месте я пойму, какие тайны скрывала Лидия… или Людмила. Или кто там она на самом деле…
Кошка Дуся была очень недовольна, увидев, что я снова собираюсь уходить. Она-то рассчитывала, что мы вместе поваляемся на кровати или поиграем в шумные игры.
Студнев сказал, что кошка от природы была очень игривая, ее завели в свое время для дочки, она кошку очень любила.
Да, очевидно, пока жила здесь его дочка, кошка не скучала, а потом начала хулиганить. А эти родственнички не любят животных, они били ее палкой от швабры, а дебильный сынуля пытался привязать к кошкиному хвосту пустую консервную банку (очень примитивная шутка, но он и сам дурак).
Разумеется, у него ничего не вышло, и Дуся здорово обработала его когтями со всех четырех лап. И тогда его мамаша объявила Дусе самую настоящую войну. Она хотела выгнать кошку на улицу, едва не выбросила ее из окна и слегка прищемила хвост дверью. Кошке пришлось скрываться в дебрях квартиры, мучаясь от голода и жажды.
Все это Дуся намурлыкала мне ночью, когда мы спали рядом под розовым стеганым одеялом.
Сейчас я велела Дусе не разваливаться на кровати, а прятаться в шкафу и смотреть в оба, мало ли что еще сыночек удумает…
Она обещала быть начеку.
Вечером, едва стемнело, синьор де Гусман послал в город своего доверенного слугу. Тот выехал верхом из королевского замка, проехал по узким улочкам, где жили шорники и оружейники, свернул в переулок, пользующийся дурной славой.
Здесь было совсем темно, из темноты доносился какой-то шепот и быстрые шаги. Слуга гранда взялся рукой за рукоять меча и погнал коня быстрее.
Наконец он остановился возле жалкой, вросшей в землю лачуги. Спешился, подошел к закрытому ставнями окну, трижды постучал в ставень и отступил к стене.
Прошло несколько минут, прежде чем дверь лачуги открылась и на пороге, в тусклом отсвете очага, появился сутулый низкорослый человек, до самых глаз заросший курчавой черной бородой. Один его глаз был закрыт несвежей черной повязкой, второй горел злобой и недоверием. В руке он сжимал обитую железом дубинку из тех, которые горные баски называют «макилой».
– Кого это черти принесли на ночь глядя? – спросил бородач, оглядывая улицу.
– Это я! – ответил слуга синьора де Гусмана, выходя на свет. – Ты меня не узнаешь?
При виде его бородач расплылся в улыбке и низко, угодливо поклонился:
– Приветствую вас, милостивый синьор! Приветствую вас, щедрый синьор! Какая судьба привела вас в мою лачугу?
– У меня к тебе дело, Мигель.
– Само собой, щедрый синьор! Разве важный человек вроде вас придет к Одноглазому Мигелю без дела? Разве такой важный человек придет просто по-дружески поболтать со мной? Так какое у вас дело к Одноглазому Мигелю?
– Нужно прикончить одного человечка…
– Прикончить человечка? Что может быть проще! Как вы желаете – перерезать ему горло или придушить? А может быть, разбить ему голову вот этой макилой? Одноглазый Мигель может все, он – мастер на все руки…
– Меня не интересует, как ты его убьешь. Лишь бы он лишился жизни. Детали меня не касаются.
– Как вам будет угодно, щедрый синьор! Только скажите Мигелю, кто этот несчастный и где я могу его найти, – и можете считать, что его уже нет в числе живых. Мои расценки вы знаете…
Слуга гранда наклонился к уху Мигеля и зашептал.
Тот вдруг отшатнулся, его единственный глаз вспыхнул удивлением и даже, пожалуй, испугом.
– Трудное дело, милостивый синьор… – проговорил он наконец. – Страшное дело…
– Так что же, ты не справишься с этим делом? Ты не возьмешься за него?
– Нет, отчего же… – проговорил Мигель после недолгого раздумья. – Нет такого дела, с которым бы я не справился. А что до остального – я дам святому отцу пару монет, и он отпустит мне грехи. Но вы сами понимаете, щедрый синьор, что за такое дело вам придется заплатить мне вдвое против обычной цены.