— Я люблю людей, забочусь о них, — скромно отвечает майор Сундра.

Если обвинения справедливы (что вполне вероятно) и если Сундра желает обосноваться в Нью-Йорке, его весьма уникальные проблемы надо решать легально, на территории США.

— Когда вырастешь, главное — найти свою нишу, — всегда говорил отец Теда.

Но сегодня его задача — привлечь друга и выяснить интересы; так что пора точно выяснить, каких именно людей любит майор Сундра, думает Тед, оглядываясь на стройную блондинку, склонившуюся над столом тикового дерева в каюте. В глубоком вырезе вечернего платья из черного бархата видна шелковистая кожа, ложбинка между грудей, когда девушка наклоняется, чтобы вдохнуть еще одну дорожку порошка. Ее услуги стоят тысячу долларов за ночь.

Четвертый пассажир — худой, сексуальный, рыжий — рассказывал Теду, что она никогда не употребляет наркотики. Ага, зато она залпом выпивает четвертую стопку лимонной «Столичной», запивая «Оушн спрей» со льдом. Это вам не уличная шлюха.

«Я тоже люблю людей», — мелькает у Теда шаловливая мысль.

Тед не любит платить за секс. Он предпочитает соблазнять не слишком умных женщин. Шлюха, когда время истекает, отправляется домой. Женщина, которую удалось очаровать, удовлетворяет мужчину столько, сколько ему хочется. Это он решает, когда и что. Не деньги. И не женщина.

— В любом случае, как я говорил, Австрия там, где… — начинает Тед, но тут раздается чириканье спутникового телефона.

— Никаких дел сегодня вечером, — весело вмешивается Сундра. — Сегодняшний вечер — для удовольствий. — Взмах рукой, держащей стакан, в сторону блондинки. — Может быть, завтра я смогу побывать у вас в офисе?

— Как вам будет удобно.

— В девять тридцать не слишком рано, сэр?

— В девять тридцать — идеально, сэр.

Он не сводит взгляда с блондинки. Та улыбается и стоит, слегка покачиваясь; все в ней говорит об опьянении, желании и безудержной страсти к саморазрушению, столь привлекательной для некоторых мужчин. Потом она поворачивается и уходит по застланной ковром лестнице вниз, к одной из прекрасно оборудованных кают. Из незаметных динамиков тихо льется мелодия Джонни Хартмана. В хрустальных вазах стоят живые тюльпаны. Бар забит: «Столи», «Бомбей», «Мейкерс Марк». Тед ведет «Кандейс» и наслаждается тем, как волны покачивают ее, намекая, что в напарниках у него великая сила. Он маневрирует по порту, чувствуя себя равным огромной силе земного притяжения.

«Без этого копа я чувствую себя в гораздо большей безопасности».

— Вы меня извините? — спрашивает он, берясь за телефон. Широкая, прямая спина Сундры удаляется по узкому коридору, ведущему к каютам и блондинке.

— Тед Стоун слушает.

— У меня хорошие новости и… хорошие новости. — Это шутка, но сухой голос Леона Бока не меняется, о чем бы он ни объявлял — о выигрыше в лотерею или о вспышке чумы. Кажется, единственное, что может оживить его, — это стильная обувь и высокая кухня. — Вы будете довольны, мистер Стоун.

Сердце Теда колотится все быстрее.

— Наверняка я буду знать через час.

— А вторая часть? Это насчет копа? Второго раза я не выдержу.

— Он по-прежнему планирует вернуться только через неделю. У нас есть доступ к системе бронирования авиабилетов, так что, если он передумает, мы узнаем. Если он пройдет таможню, мы узнаем. Если он воспользуется кредиткой, тоже узнаем, и в любом случае в ту секунду, когда он попытается начать с того места, где остановился…

— Так что, если он вернется рано, я в полном порядке.

— Поверьте мне, он сломался. Если бы он мог говорить, то умолял бы.

Тед чувствует себя довольным, удачливым, процветающим. Это настраивает на философский лад.

— История запятнана кровью.

— Вы в безопасности.

Но через час Леон звонит снова.

— Мне нужно еще время. — Его голос бесстрастен, но полон такой злобы, что мог бы пронзить землю, дерево, саму судьбу… он такой тихий, что едва различим в телефонных проводах, привыкших собирать молекулы звука в слова обычных человеческих существ.

— Сколько времени? — уныло спрашивает Тед.

— Терпение — добродетель нищих, — вздыхает Бок.

— Умеешь хранить секреты? — спрашивает папа.

Третьеклассник Конрад взволнованно отрывается от домашнего задания. Холодный ноябрьский вечер он проводит в Полис-плаза, 1 — в гостях у кузена Марка из ОСР, Отдела служебных расследований. Последние два часа Конрад то писал доклад об Олдосе Воорте, ночном дозорном, поймавшем первого серийного убийцу Нового Амстердама, то выпытывает у Марка, что даже полицейские иногда воруют деньги, работают на гангстеров, бьют подозреваемых и употребляют героин.

Тот день, когда Марк объявил, что они возбудили дело против копа, работающего под прикрытием в Инвуде, был и горьким, и радостным для ОСР.

— Пташка улетит, Конрад. Этого воробушка уволят, но под суд он не пойдет.

— Почему? — с недоумением спросил мальчик.

— Ведомственные интересы, что бы под этим ни подразумевалось.

— Почему ты называешь его воробьем?

— Гангстер, разговоры которого мы записали, назвал его маленькой птичкой с большим аппетитом.

Теперь, хватая куртку, Конрад спрашивает папу:

— Мы поедем на место преступления?

— Нет.

— В суд — послушать, как кто-то из Воортов дает показания?

— Не сегодня, — отвечает Большой Билл торжественно и серьезно, возбуждая у Конрада любопытство, как всегда, когда мальчика ждет полицейский урок.

— Ну намекни!

Вместо этого «бьюик-лесабр» везет их в Гарлем и дальше, через мост Джорджа Вашингтона, который Воорты-полицейские охраняли от нацистских диверсантов в 1940-е годы — после того, как войсковой транспорт «Нормандия» сгорел прямо у причала в порту.

— Все считали, что его потопили немцы, — говорит папа.

Они сворачивают на север по Пэлисейдс-паркуэй у Форт-Ли, где в 1952 году детективы Воорты — в составе оперативной группы трех штатов — провели несколько недель в номере отеля, нянчась с Альбертом Сицилиано из криминальной «семьи» Бамбара. Они играли с ним в шашки и первыми пробовали принесенные для него макароны. Они заслоняли его своими телами, каждый день различными маршрутами доставляя его в окружной суд.

— Конрад, что ты почувствовал, когда услышал о Воробье?

Мальчик повторяет слова кузена Марка:

— Он бросает тень на всю полицию.

— Дядя Вим считал, что ты слишком молод для сегодняшнего урока, но я ему сказал, — папа подмигивает, — что комиссар умеет хранить секреты. Я обучаю его и тебя. Таковы внутренние правила. О том, что происходит, не болтать — ни друзьям, ни учителям, ни даже приятелям в управлении.