Отвожу глаза.

Антон торопливо толкает в рот недоеденный тост, невнятно прощается.

Пью сок и смотрю на телефон, нельзя все оставлять вот так, я же себе места не найду, гадая. Открываю переписку с Виконтом, и печатаю, спрашиваю напрямую:

"Ты вчера в лесу ту девушку встретил?"

- Аня, - мама отодвигает тарелку с остатками каши, поднимается и поправляет строгий пиджак. - Приберись тут, я поехала в институт. Что сегодня делать будешь?

Жму плечами.

На каникулах я обычно отдыхала, валялась, читала, телевизор смотрела, вечерами встречалась с подругой. Но с Кристиной мы уже год не общаемся, зато есть Виконт.

- Ужин готовить не надо, - из коридора дает наставления мама. - Все равно Кирилл твою стряпню есть не будет. Даже странно, Аня, у вас же были в пансионе кулинарные курсы. Тебя учили готовить. Кстати, Марку звонила? - кричит она.

Не отвечаю, сгребаю со стола тарелки и несу на кухню.

Хлопает дверь, она ушла.

Я сбрасываю посуду в раковину и включаю воду. 

Марк вчера громче всех возмущался, что у него дела зависли из-за этой ерунды с базой, первым сорвался в город, ни слова мне не сказал, и до сих пор не звонил.

Поглядываю на молчащий телефон, жду сообщения, ставлю тарелки в сушку. Вытираю руки полотенцем.

И тут в прихожей хлопает дверь.

А следом на экране загорается конвертик от Виконта.

Глава 20

"Я сейчас приду" - высвечивается фраза на телефоне, а в прихожей кто-то разувается.

Сжимаю телефон, и сердце пляшет в груди, не понимаю, чего больше испугалась, что увижу, наконец, мужчину, с которым ночь в лесу провела или того, что он окажется маньяком, в том же лесу закапывающим девушек.

Сжимаю в руке телефон, оглядываюсь на магнитный лист на стене с разномастными ножами, и гоню прочь панику, крадусь по коридору.

Не тронет ведь он меня здесь, в квартире, я в его сообщения влюбилась, не может он такой умный быть плохим человеком

Выглядываю из-за угла.

И тихо цокаю.

Марк стоит у зеркала, поправляет воротничок белой рубашки-поло. Оглядывается на меня. В глазах мелькает какая-то тень, а потом губы расятгиваются в белоснежной улыбке.

- Доброе утро, Анюта. Вот, перед работой решил заехать. Узнать, как ты. Ты одна дома?

Кошусь на связку ключей на подзеркальнике. Про себя повторяю его вопрос, заданный вкрадчивым голосом, мне что-то странное мерещится, угрожающее.

- Откуда у тебя ключи от квартиры?

- А, - он тоже бросает взгляд на красивый стальной брелок. - Лиза дала. Давно. Когда еще приходил заниматься, - Марк отходит от зеркала, идет на меня.

Высокий, в безупречно-белой одежде, идеально красивый, такой, каким был годами, тот самый Марк, которого я с детства боготоворила, тот, кто раньше играл со мной, когда мы с мамой в гости приходили, а потом перестал, торопился на улицу к друзьям, а я в окно наблюдала, как они компанией сидят в беседке во дворе, смеются, а рядом вьются такие же взрослые и красивые девчонки, до которых мне, малявке, словно до звезд, никогда, казалось, не дотянуться.

- Новости какие-то были на счет той девушки? - он словно не замечает, что я пячусь от него, ведет рукой по волосам. - Мать с сестрой вчера чуть с ума не сошли, перепугались. А ты как? Тоже переволновалась?

- Марк, не подходи, - спиной налетаю на дверь, и проваливаюсь в комнату. Представляю, как он обнимает меня на мокрой траве под дождем, целует, и сосредоточиться на тех ощущениях не могу, меня накрывает страх.

- Ань? - он в удивлении изгибает бровь. Улыбается еще шире, в два шага догоняет меня и толкает, заваливает на кровать. Нависает сверху, осторожно убирает прядку волос со щеки. - Правда что ли, так испугалась за ту выпускницу? Найдется она, не думай о ней, - говорит он спокойно.

Лежу под тяжестью его тела и не дышу, он такой горячий, пахнет так знакомо, его губы напротив моих, манят, влекут, неудержимо, как тогда, в озере.

- Ты никогда не влюблялся, никогда не дарил цветы, никогда не простишь лжи,  - шепотом цитирую его сообщение.

- Что? - он тоже шепчет в ответ, его ладонь скользит по моему бедру, задирает платье. 

Мурашки атакуют, сгребаю его рубашку и зажимаю, его рука все выше ползет, касается трусиков, тянет резинку вниз. Он смотрит мне в глаза, не отрываясь, медленно везет трусики по бедрам.

- Мы с тобой взрослые люди, давно, - губами Марк касается моих, - я уже десять лет назад знал, что женюсь только на тебе. Давай заканчивать. С детскими обидами.

Он накрывает мой рот своим, пропускаю его язык и обнимаю крепче, страх рассеивается, в пыль превращается, и на смену ему кожу колет иголками удовольствия, он прав, мы оба с детства знали, что поженимся, мы идеально друг другу подходим, это же мой Марк, с самого начала моим был.

-  Ты знал, что виноват, поэтому прикинулся, что номером ошибся. И через переписку хотел помириться. Да?

- Да, - он сжимает мои бедра.

Поднимаю ноги, помогаю ему с меня белье снять, стянуть платье, развожу колени, позволяя ему вломиться между ними, с жаром отвечаю на поцелуй и прижимаюсь к нему, голая к одетому. Жмурюсь, даже сквозь закрытые веки слепит заливающее комнату солнце, это утро так не похоже на те грозовые объятия в лесу, меня отвлекает бряканье пряжки ремня, вжик молнии, эти звуки кажутся такими приземленными, они меня к кровати придавливают, в ушах у меня стучат, заставляя сомневаться.

Не так я думала, все будет.

Вздыхаю ему в шею.

А потом вдруг слышу звонкий, ни на что не похожий шлепок, и распахиваю ресницы.

Не сразу понимаю, что случилось, между ног больше не горячо, мутным взглядом замечаю, что Марк резко отстраняется, его словно оттаскивают от меня, вижу нависшую над ним тень и взвигиваю, свожу ноги.

- Какого черта, - звучит севший от ярости голос Кирилла. - Ты мою квартиру с гостиницей перепутал?

На нем рубашка, рукава по локоть закатаны, он держит Марка за шкирку, как пацана малолетнего, а не мужчину, смотрит на его расстегнутые брюки, на белые боксеры, и сам весь белеет, швыряет Марка в коридор.

В ступоре лежу на кровати, не задумываюсь даже, что надо прикрыться, лишь когда Кирилл переводит горящий взгляд на меня - соображаю, что я голая, и глаз не могу от его лица отвести, оно словно маска застывшее,