– Спасибо, Элеонорочка. Рубина Мария Аркадьевна. С меня причитается…

– А кому вы, Тамара Игоревна, решили подарить торт в форме гроба? – раздался тихий голос Тани, далеко не уверенной в том, что заказчицей этого торта в действительности является Тамара.

Сильно рискуя обидеть Гетманову и блефуя так, как никогда прежде, Таня Бескровная достала из ящика письменного стола и разложила перед Тамарой фотографии, сделанные с удивительного торта.

Тамара подолгу разглядывала каждый снимок. Снова брала, смотрела и откладывала.

– Значит, она его сделала-таки? А я уже собиралась ее разыскивать… Она же исчезла с авансом…

– Вы не ответили мне, кому вы решили подарить такой торт? – настаивала на своем Таня, в душе радуясь тому, что и на этот раз интуиция не подвела ее.

– Да ей же и собиралась подарить… Чтобы она испугалась и съехала с квартиры, а Гамова оставила мне…

– Не торт, а прямо реквием… – растрогалась Женя и шмыгнула носом. – Сама для себя испекла гроб… А потом ее застрелили… Где же вы, Тамара, взяли пистолет? Вам Гамов одолжил? Или муж? Или еще кто?

– Я тоже в последнее время начал сомневаться, что убили Ларису Иванову. – Крымов прикрыл своим телом растерянную и готовую упасть в очередной обморок Тамару. – А вы не накидывайтесь на бедную женщину… Мы еще ничего не знаем…

– Гамов сказал, что это его жена… – скулила за спиной Крымова перепуганная насмерть Тамара. – Господи, во что я снова влипла?

– В шоколадный торт, – осторожно заметила Женя и опять принялась набирать петли.

Николай Николаевич Зинченко никому не сказал, что у него день рождения. Они прилетели из Москвы в Саратов, где их встретил водитель автобуса, который и доставил их всю уставшую и страдающую от похмелья компанию в пансионат «Сосновый бор». Когда у Зинченко, живущего в Москве и работающего в центральном офисе «Вега-банка», спрашивали о волжском пансионате «Сосновый бор», он всегда отвечал примерно одно и то же: «Отдохнуть можно, выспаться…» И это было чистой правдой. Он практически никогда не участвовал в оргиях, мало пил, а потому коллеги, давно знавшие его, перестали приглашать его в сауну, откуда и начиналось все незамысловатое веселье. Николаю Николаевичу в его сорок пять больше нравилось, что за ним ухаживают, готовят его любимые блюда, делают маникюр и педикюр, массаж, что за ним следят, взвешивают, приглашают в бассейн строго по часам и позволяют ему спать столько, сколько он пожелает. При его огромной нагрузке в столице, где ему приходилось вставать очень рано, чтобы из своего загородного дома успеть к восьми часам в Москву на работу в банк, а возвращаться около полуночи, «Сосновый бор» представлялся ему настоящим раем. Это сейчас он оказался здесь в компании своих коллег, а прежде предпочитал приезжать сюда один, чтобы не видеть всех тех, кто успевал надоесть ему в Москве.

Восьмое июля, когда они приехали в пансионат, и был днем его рождения. Конечно, если бы его коллеги были повнимательнее, то, может, кто-то из них и вспомнил бы про его день рождения и на банкете, посвященном окончанию работы московского совещания и, соответственно, началу отдыха, прозвучал бы тост в его честь. Но ничего такого не произошло. Он не обиделся совершенно. Хорошо выпил, закусил, потом отправился в отведенную ему комнату, лег, скинув тесные ботинки, на широкую удобную кровать, растянулся во весь рост и в таком вот расслабленном положении дождался звонка жены из Москвы, которая сердечно поздравила его с днем рождения и пожелала ему хорошего отдыха, после чего проспал несколько часов. А когда проснулся, то было уже поздно даже прогуливаться по аллеям, что он любил делать обычно перед сном. Дышать воздухом, напоенным запахами близкой реки и сосен, было не только полезно, но и очень приятно. Звонить по внутреннему телефону Кате, чтобы попросить сделать ему массаж лица или рук, что доставляло ему удовольствие, он все же не осмелился. Она, наверно, уже спала, и его звонок мог быть расценен и истолкован не так, как ему бы этого хотелось. Оставалось ждать утра. Но что было делать ночью? Несколько часов бдения возле окна? Разве что посмотреть телевизор?

И тут снова пришли они. Сначала она. Она села на подоконник, свесив свои красивые голые ноги, и, не глядя даже в его сторону, принялась подпиливать ногти.

– Коля, вот скажи мне, пожалуйста, зачем ты это сделал?

Она всегда начинала их участившиеся встречи этим вопросом. И, как всегда, не смотрела на него. Возможно, у нее не было глаз, раз она не смотрела на него. Или же это он боялся увидеть ее пустые глазницы? Ведь от нее за эти четыре года уже ничего не осталось, все истлело. Разве что волосы остались, такие же рыжие, только теперь перемешанные с землей и червями. Ее звали Валентиной, она была его любовницей. Он ее любил, она его не любила. Обычная формула подобных интимных отношений. Она дарила ему наслаждение, а он ей – деньги. Жена ни о чем не подозревала, а если и догадывалась, то, стараясь сохранить семью, и вида не подавала… А ему нравилась такая жизнь. Она была совсем не похожа на ту прежнюю, которую он вел до встречи с этой обворожительной женщиной. Ему нравилось, что Валя не имела никакого отношения к его банку, где он работал заместителем управляющего, что у них не было общих знакомых, что она наконец сама подцепила его прямо в аптеке, куда он заглянул однажды, чтобы купить горчичники для заболевшей жены. И с тех самых пор его словно кто-то вел по жизни за руку или держа в руках поводок, ошейник которого плотно охватывал его шею, хотя он и не чувствовал этого. Словом, этот божественный поводок ему не мешал жить так, как ему хотелось. Все было хорошо. Слишком хорошо.

Она тоже была замужем, ее муж работал в страховой компании. Они снимали однокомнатную квартиру и копили деньги на свое жилье. Николай Николаевич для удобства тоже снял квартиру для свиданий с Валентиной в трех кварталах от своего банка, где в обеденный перерыв любовники обедали тем, что успевали купить по дороге, или заказывали горячее в находящемся в этом же доме маленьком кафе. Ключи от квартиры были у обоих, кто первым приходил, тот и открывал гнездышко…

Он отошел от окна и сел на кровать. Он не знал, чем ему заняться до утра. Можно было, конечно, позвонить кому-то из своих, пригласить выпить, благо в чемодане у него имелись и хорошее вино, и водка. Вот только закусить было нечем. Он взял эти бутылки исключительно для дня рождения. А вдруг бы кто вспомнил о нем, а выпить, чтобы отметить такое событие, нечего? Но сейчас почему-то захотелось перекусить. Видимо, он проспал и ужин, и все на свете… Позвонить Алисе, и она прикажет принести ему в комнату пирожков или отбивных? А почему бы и нет? И он позвонил. Алиса, к счастью, не спала, да и как она могла уснуть, когда весь пансионат наверняка развлекался. Зинченко был уверен, что в каждой комнате находилась женщина, из тех, которых привозили из города для гостей. Это были хорошие девушки, Николаю Николаевичу их показывали, но он редко оставлял у себя кого-нибудь на ночь, разве что на час…

– Коля, ты меня слышишь?

Он посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Валентина продолжала сидеть на подоконнике.