Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лебедев задумался:
– Не приведи Господь оказаться мне на месте мэра. Это не человек. Это нелюдь какая-то. Думаю, что он избавится от Николая в ближайшее время, если уже не сделал этого.
– Так Вы думаете, что Николай…
– Что бы я ни думал, это не имеет значения. Пока есть надежда, нужно действовать. Могу сказать одно: в городе парня нет. Вы ведь уже проверили и больницы, и морг, и все отделы милиции, так?
Фёдор кивнул:
– Это первое, что сделал мой брат, Степан.
– Ну, тогда остаются катакомбы.
– Катакомбы?
– Да, юноша. Дима, введи молодого человека в курс дела.
– Город Техногорск, – начал Дмитрий, – стоит на пустоте. Не нужно удивляться. Под наземным городом существует его подземный аналог. Мой старший брат рассказывал, что когда ему было лет тринадцать, а меня, соответственно, ещё не было на свете, любимой забавой здешних пацанов было исследовать городские катакомбы. Они спускались в люк на улице Маяковского, к примеру, а вылезали наверх через люк на площади Братства. Но однажды этим мальчишечьим забавам пришёл конец. В один прекрасный день выяснилось, что все люки в городе заварили. Поговаривали, что какой-то мальчишка заблудился в подземных лабиринтах. Его так и не нашли. Мой отец был начальником службы охраны научного центра и отвечал за все коммуникации. Я спрашивал, зачем был вырыт целый город. А ответ получил совсем недавно. Во-первых, сам институт, который тоже находился под землёй, располагался в тайге, в сорока километрах от города. Вела к нему одна железнодорожная ветка, по которой учёных привозили и увозили. Все же поставки продовольствия, реактивов и оборудования осуществлялись через внутренние лабиринты. По ним обслуживающий персонал, а это были электрики, сантехники и прочие, могли попасть в так называемые узлы и исправить неполадки, даже не появляясь в секретных лабораториях. Эти катакомбы служили также запасными выходами для учёных в случае чрезвычайных ситуаций и могли бы стать братской могилой для всех нас.
Фёдор удивлённо поднял бровь.
– Да, да, могилой, ты не ослышался. В нашем научном центре велись стратегические разработки. После того, как институт решили закрыть, встал вопрос о том, как сохранить секретность. Там, наверху, боялись утечки информации. Мой отец получил приказ заложить взрывчатку в катакомбах и быть готовым взорвать всё. Институт, город и все его жители должны были уйти под землю навсегда. Я спрашивал у отца, смог бы он исполнить этот приказ, зная, что и мы с братом, и мама, и он сам погибнут. И отец сказал: «Да!» Он был солдатом и привык исполнять приказы, не задавая вопросов. Но, слава Богу, институт решили просто расформировать, а город оставить.
Фёдор молчал, пытаясь переварить услышанное.
– Мы с отцом пару лет назад, незадолго до его смерти, решили проверить, возможно ли попасть на территорию научного центра сейчас. И знаешь, что самое любопытное – можно. Мы обнаружили тщательно замаскированный вход со стороны реки.
– А вы не пробовали спуститься, посмотреть, что там?
– Нет. Мы постарались убраться оттуда поскорее. Понимаешь, Фёдор, мой отец не робкого десятка, да и я прошёл огонь и воду. Но там… я не могу объяснить… Там что-то наблюдало за нами. И не просто наблюдало. Оно вселяло ужас, панику, животный страх.
– Ты можешь показать то место?
Дмитрий кивнул.
– Но сначала нам нужно изучить карту всех подземных лабиринтов. Мы должны знать, куда попадём, и существуют ли другие пути для отхода.
– А где нам взять карту? – спросил Фёдор.
Профессор Лебедев хитро улыбнулся:
– Карта есть. Отец Дмитрия оставил мне её на хранение. Ты ведь знал об этом, Дима?
Соколов кивнул.
Профессор подтянул стремянку к одному из стеллажей, резво взобрался на неё, вытащил несколько книг и перелистал. В одной из них находился тайник, где лежала пожелтевшая от времени карта.
– Так где, ты говоришь, вы нашли вход?
Трое мужчин склонились над столом.
Степан Стрельцов купил в магазине литровую бутылку импортной водки и поехал на железнодорожный вокзал. Именно там обитали местные бомжи. Как подобная коммуна могла сформироваться в городе, никто не знал. Бомжиков периодически отлавливали, отмывали и откармливали. Социальные службы восстанавливали документы и пытались их трудоустроить. Но результат оказывался одним и тем же: через небольшой промежуток времени отмытые и окрепшие бомжи возвращались на вокзал и продолжали прежнюю жизнь. Были они тихими, в драках не участвовали, воровством не промышляли. Жили скромно: обследовали местные помойки, иногда ненавязчиво попрошайничали или подряжались на погрузочно-разгрузочные работы за бутылку водки.
Степан хорошо знал каждого из них и часто пользовался информацией, которую свободное сообщество готово было предоставить опять же за бутылку.
Стрельцов прошёл перрон и начал пробираться по сугробам к небольшому ангару. Все бомжики были в сборе и, несмотря на ранний час, совершенно пьяные. Они грелись вокруг костра, разведённого в железной бочке, и передавали по кругу пластиковый стаканчик с выпивкой. Единственная дама, Марго, укутанная в огромную енотовую шубу, сидела на груде барахла и громко рыдала.
– Что случилось? – спросил Степан Щербатого, местного старосту.
– Академика поминаем, – проговорил староста заплетающимся языком.
Дрожащими руками он достал из кармана практически чистый пластиковый стаканчик, плеснул туда водочки и протянул Степану:
– На, хлебни, за упокой его души.
Степан сморщился, но выпил. Чуть больше года тому назад пёстрое необразованное сообщество местных бомжиков пополнилось. Невесть откуда в нём появился новый обитатель. Вида он был интеллигентного, говорил без матов и жаргонов, и обладал феноменальной памятью: помнил несколько иностранных языков, страну, в которой жил, мог перечислить в правильной последовательности годы правления всех американских президентов, цитировал классиков. Не помнил двух вещей: кто он и откуда взялся в Техногорске. Степан проверил все сводки, но на тот момент в розыске никто не числился. Столько раз он предлагал мужчине лечь в психиатрическую больницу, обследоваться, попытаться вспомнить хоть что-нибудь, но тот категорически отказывался. Так и остался странный человек, которого окрестили Академиком, жить среди бомжей. Местное сообщество его уважало. Академик частенько приносил с помойки старые книги и газеты, вслух читал их и держал бомжей в курсе политической и культурной жизни страны.
– А что случилось с Академиком?
Щербатый выпил залпом очередную порцию водки, занюхал рукавом и прослезился:
– Хороший был мужик, правильный, образованный. Да только последнее время крыша у него поехала. Я давно ему говорил, что ни одна голова столько знаний вместить не может, а он не слушал, всё книжки да газетки почитывал. И вот однажды читает он свою газетку, и вдруг как закричит: «Самозванец! Подлец! Спёр мою биографию!» Мы от Академика таких слов никогда не слышали. А он тычет пальцем в газету и орёт, как белуга. Угомонили мы мужика, говорим, растолкуй нам. А он только мычит и на фотку нового мэра показывает. Говорит: «Это я Тимофей Иванович Слепцов, уроженец Знаменска». Ну, мы его отпоили водочкой, успокоили, думали, угомонится. А нет. Проспался он и решил в милицию топать, мэра на чистую воду выводить. Мы его насилу удержали. Говорим: «Ну, кто тебе поверит? Факты нужны. Куда против власти преешь?» Думали, успокоится, а он нет, неугомонный. Говорит: «Я знаю, что делать, поеду в Знаменск и всё там про себя узнаю. Может, ищет меня кто». Ну, мы тогда порешили: пусть едет, чем чёрт не шутит, а вдруг и вправду что узнает про себя! Да только как в таком виде в электричку попасть? Нашли ему тулупчик приличный, Марго Академика подстригла, голову ему помыла. А денег-то нет. Вышли мы на перрон, решили попросить. Да и нужен то был всего полтинник. Смотрим, идёт мужик, приличный такой, не здешний: одет как-то по-летнему. Маргоша подошла к нему и говорит, дай, мол, пятьдесят рублей. А он плечиками пожимает – не понимает или прикидывается. Тут Академик к нему подкатил и как начал шпехать не по-нашему. Мы все обомлели. Смотрим, они вместе с вокзала потопали. А минут через двадцать Академик явился в новом пальто, сказал, что у того иностранца на свой тулупчик выменял да ещё сто долларов принёс. Мы прибалдели: за что, говорим, такие деньжища получил? А он усмехнулся: «Дорогу показал». Маргоша кричать на него начала, мол, на кой тулуп отдал. Хороший тулуп был, новый почти. А как деньги увидела, говорит: «Пойду пожрать куплю» и срулила. Принесла жратвы, водки, да билет ему на последнюю электричку до Знаменска. Проводили мы Академика и больше его не видели. Это потом узнали, что убили его. Вот, поминаем теперь.