Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе не следует изводиться по этому поводу всю оставшуюся жизнь.
— Нет! Конечно нет, — согласился собеседник, — только я по-прежнему торчу здесь, мою стаканы, а она в Голливуде спит со всяким, кто посулит ей рольку. — Он облокотился о стойку и заглянул в лицо своему приятелю и клиенту. — Не упускай эту возможность! — проговорил он. — Если ты твердо веришь, что тебя где-то ждет настоящее сокровище, не позволяй Вирджинии тебя кастрировать.
— Но ведь она моя жена! — напомнил ему Джимми.
— Женщин можно встретить в воздушном цирке, на стадионе или на гонках, — подытожил бармен. — Их там целые толпы. Но твоя судьба в твоих руках, она родилась вместе с тобой и при этом всего одна. Мужчина, который бежит от своей судьбы по вине женщины, сам себя обрекает на неудачу.
— Что-то я раньше не замечал за тобой склонности к философии, — заметил Джимми Эйнджел с почти неуловимой иронической улыбкой. — Я всегда думал, что тебя интересуют лишь бейсбол, гонки и пиво.
— Наверно, потому, что мне не приходилось сталкиваться с таким случаем, как твой, — ответил Дик Карри. — Не каждый же день кто-то приходит и рассказывает, что получил в наследство месторождение алмазов, а жена не разрешает отправиться на его поиски.
— Дело не в этом! — возразил Король Неба. — И все не так просто.
— Почему?
— Потому что гора находится на самом краю света, и если даже я ее отыщу, весьма сомнительно, что вновь сумею приземлиться на ее вершине.
— Если ты боишься, тогда дело другое, — сказал бармен, отстраняясь от собеседника, чтобы налить себе очередную кружку пива. — Признайся себе, что чувствуешь себя старым или тебе просто-напросто неохота, только не сваливай вину на Вирджинию, потому что в дальнейшем крушение надежд приведет тебя к тому, что ты ее возненавидишь. Она лишь выразила свое желание. Теперь осталось выяснить, чего хочешь ты.
— Я? Лететь в Великую Саванну!
— Ну, так лети, черт тебя побери!
— Ты бы так поступил?
— Не колеблясь ни минуты.
— Ты это серьезно?
— В жизни не говорил ничего серьезнее.
— А ты бы полетел со мной?
— Да хоть прямо сейчас.
Король Неба отклонился назад на своем табурете, словно ему нужна была дистанция, чтобы лучше рассмотреть собеседника — долговязого, тощего, бледного, но с твердым и решительным взглядом, — стоявшего по другую сторону прилавка.
— Ты уверен? — наконец спросил он. — Бросил бы все и полетел со мной в Венесуэлу?
— Уверен! — ответил тот без тени сомнения в голосе. — С тех пор как ты рассказал мне про встречу с шотландцем, я все думаю о том, как попросить тебя, чтобы ты взял меня с собой. — Он вновь широко развел руки, чтобы продемонстрировать приятелю полупустой бар, размалеванный кричащими — якобы веселыми — красками. — А чего бросать-то? Какое у меня здесь будущее?
— Спокойное.
— Отвратительное и голодное… — поправил его собеседник. — Всякий раз, когда сюда заглядывают бедолаги — эти, что «месят навоз», — чтобы заправиться бензином, я беру с них вполовину меньше, потому что представляю, как однажды мне придется вот так же скитаться по свету. — Он опять оперся о прилавок, и его голос зазвучал громко и грозно: — Эта страна увязает в трясине, Джимми! Ее душат политики и спекулянты, которые доводят до ручки честных трудящихся. И нам остается одно из двух: либо устроить революцию, в которой прольются реки крови, либо свалить из страны.
— Ты что, заделался коммунистом?
— Ах, оставь, Джимми, не строй из себя дурака! Это жизнь, при чем здесь коммунизм? Это совершенно разные вещи, однако сейчас получается так, что я продаю в четыре раза меньше бензина, чем три года назад, и зачастую совесть меня вынуждает его дарить. Это не имеет никакого отношения ни к коммунизму, ни к фашизму, ни к прочей фигне. Так обстоит дело — и точка!
— А что мне делать с Вирджинией?
— Ничего! Ты уедешь, и если, когда вернешься, она будет тебя ждать — прекрасно. А не будет… скатертью дорога!
— Но ведь я ее люблю!
— Ну и что? Сейчас важно не то, как сильно ты ее любишь, а насколько она тебя любит. И если она любит тебя по-настоящему, дождется.
— Ты так думаешь?
Дик Карри пожал плечами и скорчил гримасу, показывая, что абсолютно ни в чем не уверен, поэтому Король Неба, спустя час покинув его заведение, чувствовал такую же, если не большую растерянность, чем когда входил в него.
Он отправился назад по темной тропинке, на этот раз не вполне уверенным шагом, и, остановившись на полпути, чтобы помочиться, спрашивал себя, глядя в небо, с которого словно стерли все звезды, как сложится его судьба, если он упустит возможность, которую сама же судьба ему и послала. Он никогда не выказывал себя таким пессимистом в отношении будущего, как Дик Карри, и лелеял надежду, что очень скоро жизнь вернется в нормальное русло и Соединенные Штаты вновь станут могущественной страной, где все возможно, какой они привыкли гордиться.
Они допустили серьезные промахи и позволили себе увлечься. Он и сам угодил в глупую ловушку: вложил большую часть своих денег в акции биржи, которые с каждым днем взлетали все выше и выше. Казалось, этому не будет предела, хотя уж он-то, как никто другой, должен был бы знать, что все, что взмывает слишком быстро, рано или поздно упадет.
Ему как летчику-испытателю не раз приходилось сталкиваться с тем, что аппараты, которые в чертежах казались верхом совершенства, терпели аварию. Однако то обстоятельство, что какие-то из них взорвались в воздухе или рухнули на землю, вовсе не означало, что авиация в целом обречена на неудачу.
Приходилось устранять дефекты и предпринимать новые попытки, и в глубине души он верил, что страна тоже скоро исправит те грубые ошибки, которые в одночасье привели ее к разрухе.
Тем не менее он понимал, что одно дело — страна, которой необходимо собраться с силами, чтобы выправить крен и найти людей, способных вывести ее из кризиса, и совсем другое — он, Джимми Эйнджел, которому надо выпутываться самому.
Ему уже тридцать два, а значит, скоро ему наверняка не хватит сил в руках для выполнения сложных цирковых пируэтов, перестанут срабатывать рефлексы (и тогда во время сцены воздушного боя можно будет запросто улететь в тартарары) или недостанет хладнокровия, чтобы перевозить нитроглицерин на уже отслуживших свое самолетах.
Он сознавал, что Вирджиния так и будет на него давить, а стало быть, рано или поздно ему придется согласиться осесть в какой-нибудь конторе или довольствоваться работой почтового летчика, который курсирует по одному и тому же маршруту, словно прошедший переподготовку водитель автобуса.
А тем временем гора МакКрэкена — отныне его гора — так и будет стоять где-то там, в Великой Саванне, пряча среди камней золотое и алмазное сокровище, в ожидании того дня, когда какой-нибудь настоящий мужчина наберется достаточно смелости, чтобы взобраться по отвесным стенам и в конце концов вырвать его у нее.