не рассказывал и в гостях у них Боря, конечно, не был. Она только уловила интонацию, отложила брюки, заколола иглу в подушечке на стене и, молча, вышла.

— Чего это она в потолок уставилась? — Спросил Рыжий. — Нас боится?

— Будет она кого-то бояться! — Арон оглядел Рыжего. — Она же вас не видит.

— Здорово шьет. — С уважением сказал Борис. — Ну, не проймешь вас ничем.

— Вот вам деньги, — открыл тумбочку Арон, — на две недели хватит, а там…

Продолжая предложенную Борисом игру, он хотел было сказать, что потом они получат получку, если устроятся на работу, но фальш была бы слишком заметна и он замолчал.

— На две недели хватит, — охотно подхватил Рыжий, — а там у тебя и получка подоспеет.

Он выхватил одну купюру и с видом знатока посмотрел на свет. В кухне скрипнула дверь, и он торопливо сунул бумажку в носок.

Мать несла горячие щи. Она быстро накрыла на стол и вновь принялась за шитье.

— Во дают! — Борис обратил внимание Рыжего, как мать вдевает нитку в иголку. — Ну не пропадут нигде, соколы наши ясные.

— Фигня всё, — не заинтересовался Рыжий, — притворяется. Лучше нас видит, вот те бог. — Он повернулся к Борису, уплетая щи. — Богато живете, а добро, небось, заныкали куда-то…. Не сильно нуждаетесь?

— Заработки у нас ничего, не жалуемся.

— Налево, никак, стараешься, — не поверил Борис, — я вашего брата знаю. Ты и в школе был такой. Ласковый. Везде успеешь.

— Так его! — Поддержал Рыжий, обгладывая кость. — Душить их.

Арон вспомнил уток под мостом, но не придумал, как ответить. Мать отложила шитье и заинтересовалась разговором, но слышалось только громкое, неторопливое чавканье. Утолив первый голод, Борис вытянул ноги и сыто зевнул.

— Послушаёй, Абрам, — начал он.

Арон оглянулся, но мать будто бы не услыхала.

— Послушай, куда вы заработки деваете?

— Какие заработки?

— Левые, какие ещё. Любая бабища, у пивной бочки, жиры отращивает, а ты на пивзаводе на зарплату живешь?

— Я пивом не торгую. Микробиолог я. То есть, был. Сейчас я специалист по закваске.

Борис кинул взгляд на обшарпанную мебель, на высохшего, лысоватого, с проваленными глазами Арона, на седую, сгорбленную старуху в застиранном переднике и вдруг понял, что напрасно теряет время. Да он и не верил никогда молве. Дураки это, обычные дураки. Только подлючие очень. Надо же, на улице высмотрел, домой затащил, другом прикидывается. И, будто бы, не замечает, что людей от одной морды его тошнит. Неспроста это. Он незаметно скосил глаз в окно, но там не было ни души.

— Потарапливайся, дел полно. — Бросил он Рыжему, и направился к выходу.

Тот всё ещё ел и поперхнулся от обиды:

— Пустые, что ли пойдем? А то нам пожрать было негде!

— Ну-ну, давай, — презрительно хмыкнул Борис. — Сгони эту ведьму с кушетки, да сдери это драное покрывало. Зинка твоя тебе спасибо скажет.

— Прячут они всё, нюхом чую! Эй, Абрам, добром отдай. Сам найду — хуже будет.

— Молодой человек, — вмешалась мать. — Вы, кажется, едите?

— Ну и ем. Спасибо не скажу!

— Не надо спасибо. А только живот у Вас от этой еды не болит разве? А у Вас, — Она повернулась к Борису.

Рыжий вдруг обхватил живот руками и согнулся.

— И точно — ведьма. Отравила…

Внезапно и Борис почувствовал какую-то неуверенность в желудке. Что-то шевельнулось там, защемило. Острая боль пронзила внутренности. Борис застыл на месте не в силах пошевелиться от ужаса и боли. Только теперь он понял, зачем его заманили в это логово.

— Убью… гадов.

— Убивали уже. Слез больше нет, не заплачу. Ты о себе подумай.

Арон невольно прислушался к собственным ощущениям. Конечно, внушение, но как ей удалось? Откуда у нее это?

Борис с напряжением вдохнул воздух. Новая волна страха, похожего на боль, прошла через каждую его жилку. Он шагнул к матери, коснулся вспотевшими пальцами платья и застонал. В этот момент он был уверен, что она может всё, что она простит, вылечит, а он будет благодарен ей до конца дней.

— Ой, мать родная, спаси, бабуля. Спаси и помилуй. Никогда больше…. И другим скажу. Спаси от яда! — Борис, шатаясь опустился на подстилку и попытался обхватить ее колени. — Спаси меня!! Спаси.

Мать отстранилась и протянула руку над его вздрагивающим телом.

— Встань уже. Это не мой яд, это твой. Из твоих пор проступает. Посмотри-ка на ладони.

Борис поднес руки к глазам и стал поспешно вытирать ладони и свои брюки.

— Если я умру, у меня дружков полно.

— Хватит пугать и ненавидеть. Не умрешь.

Внезапно Рыжий почувствовал, что боль его отпустила. Он выпрямился и осмотрелся. Что он искал в этой убогой конуре? Он пинком помог Борису подняться, и затравлено огляделся. Борис всё ещё не решался разогнуться. Проходя мимо Арона, он открыл, было, рот, но, оглянувшись на мать, молча показал ему кулак и боком прошмыгнул в дверь. Арон не выдержал и хмыкнул, а Борис уже промелькнул за окном.

Арон обнял мать.

— Прости меня. Слава богу, я кое-что понял. Но ты-то!

— Ты видишь, они просто трусы.

— Наверное, и я трус.

— Называется это по-другому, но долгое терпение пачкает душу.

На речке сердито закричали утки. Это Рыжий переходил через мост.

Наташа под ударами

Наташе не везет с некоторыми мужчинами, она не в меру доверчива. Не со всеми, конечно, но другие не обращают на нее внимания.

В прошлом месяце Наташу приметил Артузик, вполне обаятельный поклонник, только немного тощий, видимо, не доедал. Он шутил и заразительно смеялся, а Наташа решила в другой раз не надевать высоких каблуков, так они с ним будут лучше смотреться. Понравились они друг другу, как говорится, с первого взгляда. Во всяком случае, Наташа в жизни не слышала о себе столько приятного.

Артузик был не местный, только что с поезда, ни знакомых, ни друзей, даже негде приткнуться с дороги. А ему нужно было перекантоваться до утреннего поезда, и он волновался, как переживет без Наташи целую неделю, пока вернется из командировки. Поэтому Наташа позвала его к себе, накормила, постелила постель и ушла ночевать к соседке, Марине. Она, конечно, и не думала оставаться с малознакомым кавалером, но он, по счастью, даже и не предложил, а то она могла бы оказаться в неловком положении.

Марина охотно приютила Наташу, только никак не могла понять, зачем этот таинственный Артузик вышел из поезда и решил остановиться здесь на ночь, ехал бы спокойно дальше по командировочным делам, но Наташа объяснила, что это, видимо, судьба.

— Завтра посмотрим, — прекратила рассуждать Марина. — Не пойму, ты