Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одну. А что?
— Зачем же тогда нужно было брать купе до самого конца?
— Да я как-то не подумал, мне тогда не до того было.
Поезд затормозил, и в купе ворвались голоса торговок. Костя высунулся в окно и купил ведро яблок.
— Лучше бы абрикосов.
— Я их тоже больше люблю, да они далеко, лень бежать. Хочешь — сбегай, ещё две минуты стоим.
— Да ладно, сойдут и яблоки, — согласился Сёма.
Состав дернулся, засеменили колеса и вокзал уплыл.
— Ну, Сёма, теперь твой черед. — Усмехнулся Костя. — Я сразу понял, что и ты не монах. Это ее дружок тебя пощупал, верно?
— Не совсем. Расскажу по-порядку. История эта не новая, познакомились мы года четыре назад. Я тогда был мастером на судоремонтном заводе. И вот, взял я как-то бинокль и забрался на стрелу портального крана полюбоваться видами. Был обеденный перерыв, территория завода пустовала. Навел я объективы на стоящий в сухом доке дредноут и за капитанской рубкой увидел женщину. Она была раздета: пока ремонтники обедали ей, видишь ли, захотелось позагорать. Жена капитана, красивая, под забором такие не валяются. Я соскользнул вниз, неслышно пробрался на палубу и к рубке. Спрятал ее одежду и занял позицию между ней и дверным проёмом. Жаль, ты не видел, как она испугалась. Мне с тех пор уже ни разу не удавалось довести ее до такого ужаса.
— Чего тянешь, — недобро усмехнулся Костя, — изнасиловал ты ее, что ли?
— Буду я пачкаться! Говорю ей очень так ласково и нежно: «Ложись, или здесь сейчас будет пол-завода. Думаешь, твой муж поверит, что мы здесь играли в шахматы»? «Уходи, говорит она, — мне всё равно, что подумают». А сама стоит в позе Венеры и напускает на себя презрение. «Торопись, — говорю, — обед окончится через 20 минут». Сам понимаешь, психологическая обстановка была не в ее пользу.
Сёма налил себе пива, оно было еще прохладным.
— Ну, это было только начало. Караулил её при каждом удобном случае и даже немного полюбил ее. Но вот ирония, всякий раз приходилось ее припугивать. Это же надо, такое, такое упорство! Я даже сфотографировал ее в интересном положении для верности. Вечно нужно было ее выслеживать, поджидать, подстраивать острые ситуации, осточертело даже. «Мужа, — говорит, — люблю и только ради него тебя терплю». Того и гляди, яду подмешает, я, правда, внимательно следил. Ну, думаю, запомнишь ты меня. Наконец, капитан ушел на пол-года в Атлантику. Я постарался, и она стала ждать ребенка. Теперь гуляет мамой-одиночкой, ни меня, ни мужа. Я как раз от нее, возил в подарок кольцо с настоящим бриллиантом, у меня после тётки осталось.
— Зачем, — не понял Костя.
— Должен же я был, как честный человек, заплатить ей за сына. Я не свинья.
— За что ты так свиней? Так она тебе за кольцо врезала? — Догадался Костя.
— Она. Но уже пожалела, будь спокоен. Этого бы ей надолго хватило.
Он вытянул пальцы, полюбовался игрой света на камне и победно посмотрел на Костю, ожидая оценки. В ответ на его взгляд, тот пустил ему в нос струю дыма.
— Знаешь, а ведь ты сволочь. Против таких, единственное оружие — презерватив. Чтобы не было: нет — и всё.
— Ну вот, а ты что, лучше?
— Ты на меня не кивай. Я, может, свою не брошу, вернусь. Я еще не решил. А ты никому на дух не нужен, даже если вернешься. Вечно будешь подбирать куски с чужого стола. — Он рыкнул. — Что развалился, пошел вон!
— Чего ты, чего ты? — Пролепетал Сёма. — Сам зазвал.
— Шевелись, не то другой глаз подобью.
Костя схватил его за шевелюру и приподнял. Волосы были густо намазаны кремом, и Костя вытер руку о свою рубашку. А Сёма боком выскочил в коридор и постарался, как бы независимо, пройти в тамбур. Здесь он остановился. Перебраться в другой вагон не было возможности, ведь он не договаривался с тем проводником. «А что, отлично время провел, — размышлял Сёма — пожрал, выпил, познакомился с толковым работягой».
Босоногие девчонки весело резвились на лугах. Они его не замечали.
Зверь
Потрепанный автобус привычно дребезжал стеклами и дверьми. Яркое солнце накалило железную крышу, и пассажиры истомились от жары и скрежета. На очередной остановке водитель вышел к автомату, утолить жажду газировкой, а пассажиры с тревогой ожидали, удастся ли вновь завести мотор. Но удалось.
— Граждане, не допускайте недоплату в кассу, — поприветствовал их водитель.
Стасик и не допускал. Он еле наскреб в общежитии на кафе-мороженное, да на кино. Если, конечно, та женщина согласится на столь скромную программу. Её кавалеры, небось, денег не считают.
Был он взбудоражен и, хоть и замечал, как морочит голову шофер, как монотонно трясут шевелюрами пассажиры, но думал всё время об этой женщине. Весь день он думал о ней. Даже, когда разговаривал с Женей, ни на миг не забывал, что произойдет вечером, в шесть. В запасе оставался час, но, кто её знает, вдруг она перепутает время. Стасик поежился от неясной перспективы и вышел. Делать пока было нечего, и он вошел в колоннаду.
Солнце умерило свой пыл, краски смягчились и зной ослабил хватку. Стасик напряженно оглядывал прохожих. Всякий бы запомнил такую женщину. «А меня зовут Вера». Вера! Как он осмелился к ней подойти? Но, почему-то, не отказала. Пожилые солидные мужчин смотрели на него с завистью, а юнцы просто нахально облизывались. Он отлично помнит собственное ощущение, когда заметил, какие она выделывает кренделя всей своей фигурой. Как в постели, но вполне целомудренно и у смотрящего создавалось ощущение, что он подглядывает. Теперь, когда знакомство почему-то состоялось, шагая рядом, Стасику даже неловко было, что и он участвует в этом представлении.
Назначив свидание у колоннады, он тут же побежал к Жене, но это его не излечило. Она сразу почуяла неладное, а он лишь краснел, чувствуя себя скотом. Говорят, со временем это проходит, а сейчас он точно не выдержит и побежит. Женя — совсем другое, она одна поняла его, когда он ухлопал всю зарплату на бинокль. «Конечно, это игрушка, но и ладно. Подольше оставайся мальчишкой». А с Верой, голова перестает работать…
Глядя на проплывавших мимо дам, он отмечал: «не тот класс». Но подсознательно надеялся, что она не придет, в карманах-то пусто.
Веру Стасик увидел издали, но, бывает же, рядом семенил подтянутый юноша, классом уж точно повыше, чем Стасик. Они о чем-то мило беседовали.
— Ну, вот видите, — сказала Вера кавалеру,