– дрожь начала стихать. Фёдор всё то время изредка поднимал взгляд на государя. Видел он, как лицо переменяется с неистовой ярости на усталую отрешённость. Глаза царя насилу держались открытыми.

Когда очередной раз Фёдор коснулся полотенцем руки Иоанна, царь точно очнулся от оцепенения и поднялся с пола. Взглянув на стражу, что стояла у входа в палату, царь коротко кивнул на окровавленное тело. Единый взмах государя – и вновь заиграла музыка, пущай и поначалу нескладно да сбивчиво, но как разыгрались, так и держали ладный строй.

Фёдор опустился на своё место, подле отца. Даже не встретившись с ним взглядом, он лишь отпил из чаши своей да и пустился обратно плясать средь скоморохов.

Глава 3

Мягкий свет золотистого неба украдкой пробирался сквозь узкие окна, что находились практически под самым потолком. Мутные стёкла будто преисполнялись янтарным светом изнутри, одаривая комнату разводами солнечного цвета на стенах и толстых столбах, из которых расходился сводчатый потолок. Особо много света лилось на стол из дерева. Сверху скатертью служило белое полотенце, исшитое красными узорами. Угловатые звери то глядели друг на друга, то отводили взгляды в разные стороны, повинуясь ритму орнамента.

За столом сидели двое – Фёдор Басманов да Андрей Штаден. Пред ними стояло два зеркала, в которые они поглядывали. Одеты оба были в шёлковые рубахи, штаны да высокие красные сапоги. Немец то и дело поглядывал на отражение друга своего да и на само зеркало. Диковинные чудовища будто бы подставляли морды утренним лучам солнца и щурились от яркого сияния.

– Мне стало сложнее уяснять для себя дух ваш, – со вздохом произнёс немец. Андрей вытер щёку полотенцем и помотал головою.

– Отчего же? – спросил Фёдор, вскинув брови. Взгляд Басманова был сосредоточен на собственном отражении. Холодная сталь касалась его подбородка.

– Уж думал, после самобичевания в банях ваших не поразят меня русичи, – произнёс Андрей. – Да вот всё в толк не возьму…

Немец умолк, будто бы подбирал слова, но не мог из-за незнания речи русской – не мог он мысль свою облечь, собрать воедино.

– Мне было дозволено покуситься на царские украшения. Иным – нельзя, – просто ответил Фёдор, проводя своей рукой по щеке. – Такова была воля царя, на том и всё.

– Откуда ведал ты, что дозволено? – спросил Андрей. – Не иначе как того же дня вора мы вешаем на воротах дома его. То в назидание иным слугам государевым учиняется, али не прав я?

Басманов улыбнулся да замер, точно мысль какую-то уловить хотел. Всё то немногое время размышлений своих глядел он в отражение.

– Ведал, – коротко ответил Фёдор. – Иначе бы не позарился.

Гладкая белая кожа блестела от тёплой воды, которой умывался молодой опричник.

– Не иначе, что ныне ты на особом счету у государя? – спросил немец столь добродушно и по-свойски, что Басманов не услышал ни ревности, ни зависти в голосе друга.

Сам Фёдор улыбнулся мысли той, решив не отвечать. Он выпрямился в полный рост и обернулся на чужестранца, который явно стоял в смятении. Не нашёл Андрей, что молвить – всё пустое. Махнул рукой, перекинул полотенце через плечо. Не проронив ни слова, Фёдор вытер лицо. Напоследок он оглядел себя в серебряной глади, после чего обернул зеркало тёмно-синим бархатом и перевязал кожаным шнуром. Припрятав своё сокровище за пазухой, он вместе с другом направился к трапезной палате.

Сводчатые потолки опирались о толстые четырёхугольные столбы. Окна лили сквозь свои мутно-молочные стёкла солнечный свет, который всё смелее и смелее вступал в свои права. На стенах, потолках и массивных столбах оставались размытые узоры-блики, нарисованные светом молодого солнца. Людей уже собралось немало – опричники сидели, неравномерно занимая места за столами. Все движения их, как и поток тихой бескостной речи, указывали на неторопливый дух, что царил в трапезной. Одеты они были не по уставу – видно, мужчины и воины оставили свои кольчуги и мрачные одеяния вне этих стен. Сейчас же они собрались с тем, чтобы звенеть не оружием, но чашами с прохладным питием, которое призвано было унять буйство вчерашнего застолья.

Царский трон пустовал. Лишь свет, мягкий да золотистый, скользил по резным узорам, то прячась в углублениях, то дерзко сияя на рёбрах. Судя по тому, что слуги государевы уже приступили к утренней трапезе, дожидаться владыки не стоило.

Фёдор мельком оглядел утреннее застолье. Он взглядом искал своего отца. Басман-отец уже с утра опохмелялся от вчерашнего пира и болтал с Афанасием Вяземским. Низкий бас их был легко различим в слабом шуме, что наполнял палату. Однако по мере того, как собравшиеся в трапезной стали замечать Фёдора, разговоры делались всё тише. Он повёл головою, оглядывая опричников да думных бояр. Считав некое недовольство и холод на суровых бородатых лицах, Фёдор лишь вскинул да изогнул брови соболиные, дивясь такому приёму.

Басман-отец, заслышав перемену в общем гуле в трапезной, умолк, не досказав мысли своей Афанасию, да и обернулся ко входу в залу. Свёл брови Алексей от чувства прескверного, видя, какого нрава опричнина ныне к Фёдору. Сам же младший Басманов будто бы и не замечал тех взглядов. С тем настроением, что было на грани холодной враждебности, и занял молодой опричник место подле отца своего.

Не успел Фёдор сесть за стол, как подле него опричник принялся охлопывать себя по карманам, по груди да проверил кольца на руках своих. После того опричнику было будто всё ещё тревожно – отсел от юноши, продолжая проверять сохранность вещей своих. Басманов-младший с любопытством глядел на это действо. Все опричники, что сидели за столом, тотчас же принялись будто бы рыскать по карманам. Движения их были широки да размашисты, точно на потеху.

Лицо Алексея всё мрачнело по мере того, как странная игра охватывала весь зал. Булатов Иван, сидя вдали от обоих Басмановых, так же принялся шарить по карманам своим. Опричники хлопали себя, даже не имея карманов. Ещё мгновение, и Алексей встал бы в полный рост, и без мордобоя не обошлось бы. Но по незримому знаку все как один унялись, оставив ту глупую игру. Фёдор, казалось, даже был несколько расстроен – он едва смог получить какое-то веселие. Коротко вздохнув, Басманов приступил к еде.

* * *

Нынче выдался день светлый да морозный. Сказочное покрывало из тысяч снежных искр ослепляло взор. Снег стал мягким и податливым – от простого шага оставался глубокий след сапога али подкованного копытца. Детвора, что служила при дворе, смогла-таки улизнуть от повинностей по хозяйству да и сбежалась во двор. Предавалась она зимним забавам