Это же всего лишь дружеские посиделки.

Ноги на каблуках будто прирастают к полу, к горлу подступает тошнота, призывая меня бежать. Увидев неоновую вывеску туалета, я, опасаясь не успеть, расталкиваю любителей выпить после работы. Но стоит мне оказаться в кабинке, дурнота тут же проходит, скорее всего, это просто нервы. Я мою руки. Не знаю почему, ведь они чистые. Беру бумажное полотенце и насухо их вытираю, сосредоточенно глядя на обручальное кольцо на левой руке. Делаю глубокий вдох, выдыхаю и смотрю на себя в зеркало, радуясь, что меня сейчас никто не видит. Глаза в отражении кажутся уставшими и далекими, но в целом впечатление ничего. Мое новое маленькое черное платье сидит отлично, выгодно подчеркивая тело, давно забывшее, что такое уход, а каблуки, хоть и неудобные, добавляют уверенности. Я укротила непослушную копну каштановых волос, накрасила лицо и ногти. Не знаю, почему это для меня так много значит, но мне хочется предстать перед ним во всей красе.

Чтобы подбодрить собственное отражение в зеркале, я улыбаюсь, но оно отвечает мне без особого энтузиазма. Мое лицо принимает повседневное выражение. В этот момент дверь распахивается, покой и тишина, обволакивавшие меня и вносившие в душу успокоение, разлетаются вдребезги. Пространство вокруг заполняет хаос бара, высасывая из небольшого помещения весь воздух. Стараясь мысленно отгородиться от грохота, я хватаюсь за раковину, побелевшие костяшки указывают в сторону выхода. Внутрь вваливаются две женщины, явно навеселе, хохоча над какой-то неведомой мне шуткой. Выглядят моложе меня, хотя я подозреваю, что мы с ними примерно одного возраста. Короткие юбки, алые губы и бумажные колпаки на головах напоминают мне, что скоро Рождество, хотя это для меня больше ничего не значит. Они болтают достаточно громко, чтобы заглушить голоса в голове, призывающие меня уйти, поэтому я делаю глубокий вдох и направляюсь к стойке.

Останавливаюсь рядом с ним и вдыхаю его запах, такой знакомый и запретный. Он будто совсем меня не видит.

– Бокал «Мальбека», пожалуйста, – говорю я бармену.

Боковым зрением вижу, что голова Эдварда поворачивается, а его глаза по привычке словно вбирают меня всю, с головы до ног.

– Привет, Эдвард, – говорю я и поворачиваюсь к нему, усиленно стараясь не выдать охватившего меня волнения ни голосом, ни выражением лица.

Он в ответ тоже мне улыбается. Если меня время изменило, то его пощадило. За эти десять лет он будто даже стал лучше. Помимо своей воли я любуюсь его загорелой кожей, белыми зубами и озорными карими глазами, которые при виде меня словно приплясывают от восторга.

– Мне то же самое, и еще одну пинту эля «Эмбер» – не могу пройти мимо такого названия.

Он вынимает из кожаного бумажника новенькую, хрустящую двадцатифунтовую банкноту и кладет ее на стойку. Белая хлопковая рубашка, изо всех сил пытающаяся скрыть и удержать выпирающие из-под нее мышцы, кажется слишком тесной. Когда мы были студентами, он вечно пропадал в спортзале и явно не забыл туда дорогу и сейчас.

– Стало быть, ты пришла, – говорит он.

– Да, – отвечаю я.

Он смотрит на меня слишком пристально, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не отвести взор.

– Я рад тебя видеть.

Под его взглядом я внутренне сжимаюсь. Бармен приносит долгожданное вино.

– Этим вечером у меня была пара свободных часов, и мне подумалось, что было бы здорово поболтать о жизни, – говорю я.

– Пара часов? Это все, что у меня есть? – отвечает он, передавая мне бокал.

– Нет, я могу уделить тебе лишь десять минут, потом у меня еще одно свидание с очень классными ребятами.

Он улыбается, на долю секунды позже, чем надо, и переспрашивает:

– Еще одно свидание? – Я заливаюсь краской смущения. – Понятно. Тогда мне нужно извлечь максимальную пользу из того времени, что ты мне выделила. Твое здоровье!

Он поднимает бокал, чокается и пьет, не сводя с меня глаз. Я первая отвожу взгляд и выпиваю явно больше вина, чем следовало.

Мы быстро настраиваемся на общую волну. Алкоголь обильно смазывает шестеренки разговора, и то, и другое теперь льется совершенно свободно. Несмотря на все эти годы, в его компании я чувствую себя естественно и легко. За три дня до Рождества в баре не протолкнуться, что по идее должно вызывать дискомфорт, но я этого даже не замечаю. Толпа незнакомцев вокруг нас то и дело обновляется, мягко ограждая меня от болезненных воспоминаний о нашем прошлом. Я отвечаю на улыбки, комплименты и легкие прикосновения Эдварда, прекрасно понимая: чтобы распороть ткань моей нынешней жизни, достаточно одной маленькой прорехи. После второго бокала в голове явно шумит больше, чем допускают пределы благоразумия. Сегодня мне так и не удалось толком поесть.

– Не знаю как ты, а я умираю от голода, – говорит он, будто читая мои мысли, – может, быстренько где-нибудь перекусим?

Я обдумываю его предложение. Мне весело и хочется есть. Я не делаю ничего плохого. Ищу повод отказаться – надо сказать, совсем недолго, – но так и не нахожу.

– Если недалеко, – отвечаю я.

– Отлично, – говорит он, встает и помогает мне надеть пальто.

Когда мы, пробившись сквозь плотный строй посетителей бара, подходим к двери, он открывает ее и придерживает передо мной.

– Только после вас.

Я давно забыла, что означает проводить время с настоящим джентльменом. Такое ощущение, что ко мне вернулся кто-то из моего собственного прошлого.

Воздух отрезвляюще холоден, но Эдвард говорит, что знает неподалеку неплохое местечко. Я давно разучилась расхаживать на каблуках по мощенным булыжником улицам. Когда я спотыкаюсь во второй раз, он берет меня под руку, не встречая с моей стороны ни малейшего сопротивления. Мы, конечно же, выглядим как пара влюбленных, ну и ладно. Он подводит меня к дому, по виду напоминающему жилой таунхаус, выпускает мой локоть и стучит в пугающе черную дверь.

– Что ты делаешь? – шепчу я, чувствуя себя как школьница.

– Ищу нам что-нибудь поесть. Или ты уже не голодна?

Не успеваю я ничего ответить, как большая стеклянная дверь распахивается, и на пороге вырастает средних лет господин в черном костюме. Непропорционально высокий, будто вытянутый чьей-то могучей рукой вверх, с лицом человека, которому в своей жизни довелось услышать много грустных новостей.

– У вас столика на двоих случайно не найдется? – спрашивает Эдвард.

К моему изумлению, господин согласно кивает:

– Разумеется, сэр, сюда, пожалуйста.

Следуя за привратником по мраморному полу длинного коридора, я чувствую себя будто Алиса в Стране чудес. Затем бросаю через плечо взгляд, желая убедиться, что Эдвард никуда не делся. Он, похоже, очень доволен собой, и я начинаю подозревать, что все это – часть его плана на сегодняшний вечер. Я не против, он же не насильно меня сюда притащил. Мы поворачиваем направо и через небольшую дверь попадаем в просторный, освещенный свечами зал, где нас подводят к единственному свободному столику. За другими сидят четыре пары, не удостаивающие нас даже взглядом.