– Вот ты где. С тобой все в порядке? – спрашивает Мадлен.

Щеки заливаются румянцем. Я никогда раньше не видела ее в туалете, здесь она как-то не к месту. Я всегда представляла, что у нее под столом стоит стульчак или что-то в этом роде.

– Что у тебя с головой? – спрашивает она, глядя на мой лоб.

Я смотрю в зеркало и приглаживаю пальцами прядь волос, пытаясь скрыть синяк.

– Ничего страшного. Вчера вечером вернулась домой поздно и обо что-то ударилась в темноте в прихожей.

Хотя я сказала чистую правду, от этих слов во рту все равно остается неприятный привкус.

– Вернулась поздно, говоришь? Топила в вине тоску?

Я открываю кран, мою руки и ничего не отвечаю.

– Ну что же, это все же лучше, чем такое вот недомогание по утрам. Если женщине что-то и может испортить карьеру, так это беременность!

Я никак не реагирую, лишь снова и снова мою руки. Она выглядит как-то иначе, будто только что порвала в клочья привычный сценарий и стала импровизировать. У меня не получается ей подыгрывать – отрепетированные реплики теперь теряют всякий смысл. Я закрываю кран, беру бумажное полотенце и поворачиваюсь к ней. Иногда молчание полностью тебя выдает, но заговорить я просто не в состоянии.

– Я рада, что застала тебя здесь.

Мне хочется бежать. Сердце колотится с такой силой, что можно не сомневаться: она его слышит.

– Я должна быть уверена, что этот разговор останется между нами, – продолжает Мадлен, будто мы с ней старые друзья, замышляющие против кого-то козни, и мне можно доверять.

Я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова и просто киваю. Она лезет в сумочку и вынимает из нее несколько красных конвертов.

– Я хочу знать, что тебе об этом известно.

Я опускаю на них взгляд. Потом смотрю ей в глаза.

– Что это? Рождественские открытки?

– Нет. Тебе, должно быть, известно, что кто-то распространяет обо мне в Интернете слухи. Кроме того, на этой неделе мне прислали несколько писем с угрозами – и на работу, и домой. Я уверена, что это все как-то связано, поэтому я хочу знать, не заметила ли ты чего-то необычного. Или, может, чье-нибудь поведение показалось тебе странным.

– Нет, думаю, что нет.

– А ты сама ничего такого не получала?

– Нет, – улыбаюсь я. Себе я ничего отправлять и не собиралась.

– Мне не до шуток, это очень серьезно. По моему убеждению, человек, который стоит за этими письмами, работает здесь.

В этот момент до меня доходит, что же в ней так изменилось. Вот так Мадлен выглядит, когда напугана, просто раньше мне не приходилось видеть ее в таком состоянии.

Она берет верхний конверт и добавляет:

– Вот это письмо я получила последним, его положили мне на стол до того, как я пришла в офис.

– Что в нем?

– Неважно.

Между нами повисают невысказанные слова.

– Вы рассказали об этих письмах Мэтью? – спрашиваю я.

– Пока нет.

– Думаю, он должен быть в курсе.

Она оглядывает меня с головы до ног, поворачивается, чтобы уйти, и говорит:

– Увидимся в студии.

Я еще немного задерживаюсь в туалетной комнате и опять мою руки.

Во время эфира я внимательнее присматриваюсь к Мадлен. Я ненавижу ее, но работу свою она делает просто замечательно, даже если и не заслуживает здесь находиться. Изучаю ее лицо, снова пытаюсь и не могу отыскать в ее лице знакомые черты. Когда я, извинившись, прошу разрешения отойти, она согласно кивает, будто понимая, как я себя чувствую, будто ей до этого есть какое-то дело. Я выбегаю, оставив в студии мобильник. Вслед за мной в туалетную комнату приходит Джо, посмотреть, все ли со мной в порядке. Брызгает мне в лицо водой, от чего мне становится немного легче.

– Тебе надо продержаться до конца передачи, осталось совсем немного. Ты у нас молодчина, так что все будет хорошо, – говорит она.

Мне очень хотелось бы ей верить. Хотелось бы, чтобы эти слова были настоящими. Она возвращается в студию без меня, давая время перевести дух. На обратном пути я ненадолго задерживаюсь у стола Мэтью. Когда мы выходим в эфир, в офисе не остается никого, и свой телефон он оставляет на рабочем месте. На него вряд ли кто позарится – модель настолько древняя, что даже не требует пароль. Мне требуется не больше тридцати секунд, чтобы отправить смску и удалить ее из списка исходящих сообщений.

Когда я возвращаюсь, в эфире, примерно на половине, звучит записанный заранее рождественский репортаж. Микрофоны выключены, так что пара минут у меня есть.

– Вид у тебя совсем неважный. Если хочешь, иди, я закончу без тебя, – говорит Мадлен.

– Нет-нет, я в порядке, спасибо, – отвечаю я и занимаю свое место.

На экране моего телефона горит иконка непрочитанного СМС-сообщения, которое я только что сама отправила с аппарата Мэтью.

На следующей неделе ужинаем с новой ведущей, столик зарезервирован. М.

Один-единственный взгляд на Мадлен говорит, что оно не ускользнуло от ее внимания. Я с виноватым видом улыбаюсь и вижу, что ее шея и грудь багровеют, будто опаленные волной гнева.

Радиослушатели, дозвонившиеся в студию, рассказывают, как их семьи намерены отметить Рождество. Я терпеливо выслушиваю Кейт из Кардиффа, которой не хочется ехать к свекрови, и Энн из Эссекса, которая целый год не общалась с братом и не знает, что ему дарить. Какая же это все… У них нет никаких реальных проблем. Жалкие создания. Когда Мадлен пускается в рассуждения о том, как важно уметь прощать, к горлу опять подкатывает тошнота.

– Рождество надо праздновать с близкими, какими бы они ни были, – вещает примадонна, и я прилагаю все усилия, чтобы не выплеснуть содержимое желудка прямо на стол студии.

Ей-то откуда знать? У нее нет никаких родных.

Когда шоу наконец подходит к концу, я чувствую себя вконец измочаленной, но при этом понимаю, что сегодня мне еще предстоит много работы. Это мой последний шанс, и я только приступила.

Мадлен не особенно любит смотреть телевизор, но единственная вещь, которая доставляет ей больше удовольствия, чем звук ее голоса по радио, это ее изображение на экране. В качестве представителя благотворительной организации «Дети кризиса» она обязана периодически давать интервью, и сегодня у нас как раз такой случай. Та самая новостная телепередача, где я когда-то работала репортером, решила побеседовать с Мадлен о том, как дети из необеспеченных семей проводят Рождество.

Для этого потребовалось совсем не много: один-единственный телефонный звонок, якобы от той самой благотворительной организации, с предложением поговорить с их прославленной представительницей, да мобильный номер ее личной помощницы – на тот случай, если канал проявит к этому интерес. Потом все получилось само собой.