Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На выходе курили двое в пальто, с натянутыми на брови армейскими ушанками. У них-то мы и попытались узнать, где можно обрести искомое. Вооруженный соответствующими паролями, я стал перечислять “от кого” мы и что пытаем. В противном случае, дорогу могли указать совсем в противоположную сторону. Двое осмотрели нас, дали соответствующие инструкции, и мы двинулись, следуя курсом указанного нам направления. Олег попытался, было, впасть в патетическую риторику о том, что все трудности – ничто, перед уверенным стремлением их преодолеть, но меня все же занимали тревожные мысли: чуял я, что основные наши приключения еще впереди…
По мере удаления от отправной точки, пейзаж вокруг становился всё мрачнее и мрачнее; время от времени, оглядываясь на одинокий фонарь, освещавший фасад магазина, который тревожно уменьшался в размерах по мере нашего с Олегом удаления, назойливая мысль трусливо сверлила мое воображение: “блин, может всё-таки вернуться, может всё-таки вернуться?!”. Глядя на Олега, который мне безоговорочно верил, шел за мной уверенно, как за Сусаниным, я взял себя в руки: ладно, хрен с ним, раз уж ввязались – посмотрим, чем это кончится…
Дошли до первого двора, который нам был указан, постучали в окошко. За занавеской царил полумрак; испуганно подёрнулись потолочные тени, отброшенные кем-то в свете масляных лампад; выглянула какая-то смутная личность в окно, изобразив на лбу вопросительный рельеф. Я показал характерную комбинацию из большого пальца вверх и вытянутого вперед мизинца, исполнив языком звучный щелчок. Занавеска задернулась, и таинственный субъект вышел к нам на порог. У меня, говорит, кончилось всё, там тоже уже все, и здесь, неподалеку, тоже и надо идти нам на самую дальнюю “яму”, куда именно идти я больше всего стремался, тщетно пытая надежду на более скорый результат. Я спросил, нет ли иных вариантов, на что он ответил, что если точно хотим взять, нужно именно туда, ибо уже совсем вечер, а поблизости все уже выгребли к середине дня. Делать было нечего… пошли.
Поплутав где-то с полчаса, неоднократно выходя на одно и то же место с разных сторон, мы, наконец, приблизились к “заветному” дому; заветному, в очень больших кавычках… заметили его издалека, среди одноэтажного окружения он возвышался большим мрачным утёсом. Он был двухэтажным и стоял несколько поодаль, на пустыре. В окнах горел свет, из трубы струился лёгкий дым – внутри дома теплилась жизнь, но чем-то веяло от этого дома таким, что чем ближе к нему подходили, тем заметнее замедляли шаг, и тем меньше оставалось желания к нему подходить, а уж тем паче входить туда… Олегу передалось мой настроение, мы двигались молча, и только скрип снега под нашими ногами ощущался всё громче и громче: нахлынувший стрём субъективно усиливал его амплитуду. Подошли к дверям. Я позвонил. Звонок не работает. Я постучал:
– Открыто! – приглушенный рык дикого зверя, от которого уже само по себе похолодело внутри. Казалось, этот рык издавали брёвенные перекрытия, нам показалось, что сам дом распахнул своё чрево… Я вошел первым, следом за мной – Олег. В помещении стоял низкочастотный гвалт, издаваемый большим количеством взрослых мужчин, но стоило нам преступить порог, вдруг повисла полная тишина. Представшая перед нами картина заставила меня окончательно пожалеть о том, что мы сюда пришли. В жарко натопленном помещении сидели-курили раздетые по пояс люди и от синевы, которой они светились, рябило в глазах. На столе, помимо различных маринадов и солений, стояло столько разнообразных спиртных изделий, сколько я ни разу в жизни своей не встречал наяву. Сизый дым, нависавший надо всем этим гастрономическим великолепием, хоть и сокращал визуальную глубину “натюрморта”, но вносил мутную таинственность: Стоило кому-то из сидящих поодаль податься назад, их очертания растворял синий туман.
Во главе стола сидел архиколоритнейший персонаж. Человек-гора с лицом, напомнившем голову тигра Шерхана. Рядом – Табаки, вокруг – бандерлоги…
– А что это мы такие волосатые? – прилетел в нас шершавый вопрос Шерхана. А надо сказать, что по рокерским меркам мы с Олегом не дотягивали даже до средней волосатости, но на фоне присутствующих, лишенных всякой растительности, черепов… тон, изданной Шерханом риторики, не предвещал абсолютно ничего хорошего.
– А они – неформалы, – промяукал Табаки. И все заржали.
– Да нет, – говорю, – какие… просто музыканты…
– Металлисты, что-ли? – проявил эрудицию Табаки. Комната вновь ухнула перекатистым бандерложьим рыком.
– Ну, в какой-то степени да, – нашелся я, – на Красной Кузнице мы работаем.
Это была удачная полуправда – Рауткин там не работал, однако лица их заметно подобрели.
Это была их вотчина – завод в Соломбале, поэтому всяк, кто трудился там, признавался своим.
– На Кузне? – переспросил Шерхан, – а из какого цеха?
– Энергоцех – отвечаю.
– Ааа… – кивнул Шерхан на кого-то из своих, – Сивый, у тебя там братан ведь работает, да?.
– Эээа – утвердительно рыкнул Сивый.
– А Серёгу Спиридонова знаешь? – Шерхан в пол-оборота развернулся к нам.
– Да конечно знаю, в нашей бригаде электриков, мой сменщик.
Нам предложили сесть, но беспокойство еще одолевало нас: стремно и жутко попасть в логово “контингента”. Все это напоминало известный фильм Говорухина про банду “Черная кошка”, в которой герой-музыкант, состоя на службе в милиции, притворялся блатным. Компания налила себе. Выпили – закусили.
– Ну, а чо пришли, то? – задал вопрос главарь.
– Да вот… нам бы водочки купить…
– Воо-одочки, – хором протянула свора, и все заржали. Я почувствовал совсем нехорошие нотки в этой рже.
– Ну, не водочки, так винца какого… – тут они заржали совсем-совсем нехорошо. Блин, думаю может что не то сказал…
– А деньги-то у вас есть? – шмыгнул носом Табаки.
– Деньги есть.
– Даа-аа? – все посмотрели на нас с
