Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да еще видеть как переживает владелец, просит: “ты только осторожней пожалуйста, знаешь сколько он стоит… и примочки когда будешь тыкать ногой, смотри – осторожно, как бы чего не вышло…” Но как можно играть на гитаре осторожно? Можно, конечно, если фламенко играешь на нейлоне, реггей можно играть осторожно, но не рок и уж конечно же, не тяжёлый рок. Насмешка какая-то, а не работа. И взял я с собой свой “Урал” и свою, самопаяную лично мной, гитарную примочку… это оборудование я мог гнуть и мять как угодно – ему всё было нипочем…
Андрей Лукин тогда владел чешской гитарой “IRIS-Bass” – неплохой печаткой Фендера – можно было приступать к работе. Барабаны на студии стояли, и всё вроде ничего, только бочка уж больно эстрадная. Выручил Игорь Доценко – они как раз с “ДДТ” только что возвратились из Германии и отдыхали. Позвонили и поехали к нему с Кораблёвым, пьяные. Еще летя в самолёте мы натрескались хорошо: летим мы летим, складываем бутылочки под сидением. Пока самолёт летел ровно – никто этого не замечал. Нас четверо, лететь час двадцать – выпили мы бутылок шесть. Когда самолет накренился, лавируя меж облаков и заходя на посадку с подветренной стороны, тут все наши бутылочки и покатились прямо вперёд. Все потом перешагивали через них, покидая самолёт. На такой кочерге мы были всё дни, к Доценко отправились с жуткого отходняка и выглядели совсем неважно.
“Да-аа” – только и молвил Игорь, открыв нам дверь – “ну ничего, сейчас я вам помогу.”
“Нет – нет” – заволновались мы, – “нам нельзя, у нас запись сейчас”. – “Это совсем не то, о чем вы подумали, бродяги! Сейчас я вам покажу чудо! Проклятые капиталисты – ну надо же выдумать такое” – с этими словами Игорь извлёк два пакетика заморского снадобья “Алкозельцер”, нами досель не виданного. Берет два стакана, наливает водички… бульк – и две шайбы затанцевали на поверхности воды, салютуя крупными углекислыми пузырями. Мы смотрим на это как чукчи – быстрорастворимые таблетки видели впервые, махнули со страха не глядя и ждём, когда поможет… а чем аспирин с лимонной кислотой может помочь таким людям как мы, в таком состоянии, как нашем… взяли бочку, и поплелись в церковь святой Екатерины. Юра собрал установку, Лукич настроил бас…
Записывал нас Юрий Морозов, ныне покойный. Он был лоялен к нам, ибо сам был другом Андрея Тропилло много лет. Умиротворённо взирал он на батарею из принесённых нами алкогольных напитков – ну что с нами поделать… а деньги у нас были: Тропилло, вдобавок к гостинице, вырубил нам суточные – нам давали их каждый день. А мы покупали на них вино и приносили его с собой на запись. Запишем трек – обмоем. Еще слой – еще обмоем. А смена записи не так уж и длинна – четыре часа всего. Мы достаточно быстро записали всю ритм-секцию и Кораблев успешно отстучал все самые трудные моменты.
Заглавный трек “Свободы захотели” – как бы от лица генерала Макашова – была такая одиозная фигура в те годы. На фоне остальных песен она выглядела простой, как трусы по руб-семнадцать. Я думал, что эту песню мы оставим напоследок и сходу запишем, но не тут то было. Кораблев, игравший сложнейшие пируэты просто отменно, споткнулся на самом, как думалось, простом, самом элементарном. Есть люди, которые на концертах или в непринуждённой обстановке показывают отменный результат, а стоит им выйти на камеру или услышать сигнал “мотор!” – впадают в ступор. Так случилось с Юрой: до середины дойдет – остановится. Пишем заново – опять остановка на том же самом месте. Мы начинаем его всячески укорять по громкой связи – типа, ну что же ты, Юра?.. Во время записи нельзя повышать голос на музыканта – это надолго выбивает его из творческой колеи – малейший окрик во время работы способен кардинально “свести на нет” любые стаpaноя. Надо всегда как можно спокойнее объяснять, в чем его ошибка, и тихо-тихо-тихо… но мы доходим до проклятого места и после точки, он никак не может подхватить и останавливается. Тут уже я начинаю матом орать ему в громкую связь, а он уже спотыкается все раньше и раньше, и нет тому конца… мистика.
“Всё, поднимайся сюда” – рявкнул я, и тут в аппаратную вошёл Тропилло с большим дипломатом в руке. Видит: что-то не то. Спрашивает – в чем дело. И тут мы начинаем одновременно орать, перебивая друг друга. Ставим ему это место, он сделал рукой жест – типа – “тишина в студии”. Открыл дипломат и извлёк оттуда большую бутылку дорогой какой-то водки. Взял стакан и наполнил его, строго посмотрел на нас и медленно изрёк:
– “Только барабанщику!” и вся наша группа, сглотнув слюну, наблюдала за тем, как менялось его состояние. В тишине мы посидели пару минут, и Андрей предложил Кораблёву сделать еще попытку. Надо ли говорить – он отбарабанил трек безупречно, с лёгкой оттяжкой – просто великолепно. Вот что вовремя стакан животворящий делает.
Записав барабаны, мы поехали отвозить бочку Доценко. Спросил про Алкозельцер, мы – да, конечно, спасибо, он – ну вот, я же говорил… хотя, вряд ли мы тогда довезли бы эту бочку до студии, без пары, купленных по дороге, пив. Нам нужны были клавиши, и Игорь свёл нас с Мурзиком – Андреем Муратовым – он в ДДТ на клавишах играл, сейчас в немецкой эмиграции живет. Дал он тогда нам свои клавиши – Yamaha DX21, мы что-то прописали, но не было там звуков, которые слышались нам и я отправился к Алексею Вишне на Гагарина – может что посоветует он. Еще с порога меня поразили нежные звуки хоралов, которые так были
