– В поле бес нас водит, видно, и кружит по сторонам… –пробормотала Алена, наконец-то сдавшись превосходящей силе ветра-противника инатянув на голову капюшон куртки, которая еще час назад, когда она сломя головувыбежала из дому, схватив, что первое под руку попалось, казалась ей теплой,будто печка, и неуклюжей, а сейчас вдруг сделалась легонькой, тоненькой,продуваемой насквозь. Хорошо было бы вместо куртки надеть шубку. Или дажедубленку!

Господи, неужели всего лишь час назад она весело встретиласьна Стрелке со Светой, чтобы благородно помочь ей в поисках недобросовестныхпокупателей и выяснении отношений с ними (а заодно провести моциончик передсном)? Неужели только час прошел?! Полное впечатление, что уже несколько суток(темных и беспросветных) они, гонимые промозглым ветром, мотаются туда-сюда поэтой нелепой, нелепейшей, самой нелепой в мире улице под названиемМануфактурная!

Какая, к черту-дьяволу, мануфактура может быть здесь, «накраю географии», за которой торчит замшелый долгострой, а еще дальше сквозятогни Мещерского озера? Мещера, этот отдаленный, не любимый Аленой микрорайон,кажется отсюда землей обетованной, потому что там горят огни, оттуда доноситсяшум машин и вообще – жизни, а здесь, в десяти минутах ходьбы от Стрелки, –гробовая тишина и тьма, изредка рассеиваемая тусклым светом из окон. Такоеощущение, что на улице Мануфактурной во всех квартирах лампы светят вполнакала,причем с каким-то темным умыслом. Об уличном освещении здесь, конечно, успелизабыть…

Эту невеликую из себя улицу – даже улочку, можносказать! – Алена и Света прошли несколько раз вдоль и поперек, но доманомер двадцать на ней так и не обнаружили. Мануфактурная вообще состояла толькоиз нечетного ряда домов, а вместо четного тянулся длинный-предлинный рядкаких-то древних, наверняка еще дореволюционных лабазов, выстроенных, можетстаться, в те далекие времена, когда молодым был прадед Алены, ГеоргийСмольников, прокурор Нижнего. Он личность легендарная, практически миф, окотором в семье сохранились только слухи, ибо Георгий Владимирович был убит впервые дни Февральской революции – растерзан толпой вырвавшихся на волюзаключенных во дворе тюрьмы. Его жена через два года умерла от тифа, оставивдвоих детей, которых воспитывала старая нянька как родных внуков, и только этоспасло их впоследствии от большевистских репрессий. О том, кто на самом делебыл ее предок, мать Алены узнала, когда была уже «большой девочкой», и ничего впамять о том человеке в семье не осталось – кроме имени. Потом Алена что-топопыталась разыскать в архиве, какие-то следы, и нашла-таки несколькоблагодарственных петиций, восхваляющих деятельность господина прокурора.Изредка встречалась подпись Г.В. Смольникова на старых приговорах, иногда имяего упоминалось в статьях «Нижегородского листка», однако о том, кем и какимбыл этот человек, Алена по-прежнему не имела ни малейшего представления. Освоей прабабушке, жене Смольникова, она знала еще меньше, а попросту – ничего,кроме имени. Не сказать чтобы это Алену как-то особенно мучило и она былапросто-таки одержима неистовым желанием отыскать свои корни, однако ейнравилось думать, что своей страстью к детективам и их созданию она обязаназагадочному прадеду. Ну почти по Марине Цветаевой: «Этот жестокий мятеж всердце моем – не от Вас ли?» И порою некая тень воспоминаний проскальзывала вее сознании, словно бы в действие приходило то самое dеjа vu. Это происходилоособенно часто почему-то в Кремле, там, где теперь Художественный музей, илиоколо старинного здания губернского суда, а еще на Варварке, в часовнеВарвары-великомученицы, и близ площади Свободы (ранее именовавшейся Острожной),ну и в таких вот местечках, помнивших глухую старину, как эта улицаМануфактурная, наполовину застроенная крепкими каменными лабазами.

Мимо домов, с первого по девятнадцатый, Алена со Светойпрошлись раз пятнадцать и раз пять очень вежливо спросили прохожих, нетвердодержавшихся на ногах (другие почему-то не встречались), где может находитьсядвадцатый номер. Прохожие угрюмо опускали головы, буркали, что знать ничего незнают, ведать не ведают, – и норовили побыстрее покинуть чрезмерновежливых дамочек. Один из «ответчиков» вообще сообщил, что двадцатого дома несуществует, – и со всех своих подкашивающихся ног бросился прочь. В концеконцов Алене стало казаться, будто они пытаются разузнать о чем-то позорном, чтовообще следовало бы оставить под покровом темноты, тайны и безвестности.

Искали школу, как основную примету, – и наконец нашли.Что характерно, она находилась как раз напротив дома номер девятнадцать. Однаконикакого намека на крышу подвала под окнами первого этажа не наблюдалось.Вообще ни в одном доме подвалов просто не было!

– Слушай, знаешь что? Наверное, моя агентша тебя простообманула, – в конце концов приунывшая Света озвучила мысль, которая ужедавно и назойливо зудела в Аленином сознании. – Почуяла что-то неладное,ну и наврала.

– Правду сказал тот дядька: двадцатого, может, и несуществует, – согласилась Алена, поглубже забираясь в капюшон. – Авосемнадцатый? Шестнадцатый? Если есть семнадцатый и девятнадцатый, не может небыть шестнадцатого и восемнадцатого, это противно всякой логике.

– Логика у нашего городского начальства? – хмыкнулаСвета, качая своей свежестриженой и свежемелированной задорной головкой. –Не смеши! Извини, что я тебя сюда вытащила. Мы неплохо прогулялись, у меня даженастроение малость улучшилось. А теперь пошли-ка отсюда подобру-поздорову, покас какого-нибудь балкона не сбросили нам на голову чего-нибудь железного…

В это мгновение послышались шаги, и из глубины дворовпоявилась какая-то темная фигура. Этот мужчина шел вполне твердо, не шатался, иАлена решила еще раз попытать судьбу.

– Извините, добрый вечер, – начала она с искательнымиинтонациями.

– Добрый, добрый, – согласился незнакомец мягким,приятным голосом и приостановился. Это внушало надежду.

– Вы случайно не знаете, где дом номер двадцать по улицеМануфактурной? – робко спросила Алена.

Против ожидания незнакомец не шарахнулся прочь, словно чертот ладана, а простер указующе руку:

– Идите во-он туда, за тот пустырь. Пройдете мимо стройки,повернете – и упретесь как раз в нужный дом. Рядом с ним школа, так что неошибетесь.

– Еще одна школа? – ахнула Алена.

– Еще одна.

– Ой, спасибо, огромное спасибо! Вы просто-таки ангелбожий!.. – зачастила писательница в свойственном ей выспреннем штиле – исделала большую ошибку. «Ангел божий», только что бывший дружелюбным илюбезным, вдруг порскнул в сторону с той же поспешностью, с какой прежде ужеубегали от бродячих барышень местные обитатели, и растворился во тьме.

– Что-то с ним не то, с этим ангелом, – задумчивопроговорила Алена, глядя ему вслед.