Как и в предыдущих случаях, это было латинское изречение: «Damnosa quid non imminuit dies?»

На всякий случай Надежда несколько раз сфотографировала эту надпись и решила уносить отсюда ноги, потому как чувствовала себя как-то неспокойно. Не то чтобы она боялась покойников, просто интуиция твердила, что лучше бы ей оказаться как можно дальше от кладбища.

Она снова забросала статую тряпками и направилась к выходу из сарая, как услышала снаружи приближающиеся шаги и чьи-то голоса.

– Машину сюда никак не подогнать!

– Так что же, придется ее на руках тащить? Тяжесть-то какая! Ее с места не сдвинуть!

– Нам за это хорошо заплатят.

– Надо хоть тачку взять, на тачке легче будет ее отвезти!

Надежда тихо ахнула: не успела она вовремя уйти! Явились люди из кладбищенской мафии, чтобы забрать «Читающую девушку»! Что они сделают с ней, Надеждой, если застанут ее на месте преступления?

Воображение рисовало ужасные картины: вот ее тащат по ночному кладбищу, сталкивают в разверстую могилу и заживо забрасывают глинистой землей… Она почти ощутила, как комья тяжелой сырой земли покрывают ее с ног до головы, забивают глотку, не дают дышать…

Надежда Николаевна попятилась, отступила в дальний угол сарая, прижалась к стене… Нет, здесь ее сразу же найдут!

Шаги между тем приблизились к сараю, и тут же прозвучал удивленный голос:

– Константин, ты глянь!

– Что такое?

– Какая-то зараза замок открыла!

– Да кому это понадобилось? Там же ничего нет!

– Ничего, кроме того самого памятника!

– Вот блин!

Надежда задрожала мелкой дрожью. Ее судьба предрешена! Сейчас эти уроды войдут в сарай, увидят ее – и все самые ужасные видения превратятся в реальность!

В эту минуту кто-то дотронулся до ее локтя и прошептал:

– Только не шумите!

– А-а… – Надежда хотела завизжать от ужаса, но вторая рука вовремя зажала ей рот, и незнакомец повторил:

– Не шумите! Нас не должны услышать! Я же говорил, Константин – страшный человек!

– Отпустите! – проговорила Надежда, которой не понравилась чужая рука, прижатая к ее собственному лицу, тем более что в губы больно врезалось что-то металлическое. Но получилось лишь неразборчивое шипение, что-то вроде: «Офуфифе!»

Однако незнакомец каким-то образом ее понял и спросил:

– А шуметь не будете?

– Не фуфу! – прошепелявила Надежда.

Рука убралась, в неверном свете блеснуло кольцо, и Надежда уже вполне разборчиво прошептала:

– Когда это вы мне говорили про Константина?

– Да днем же, на могиле князя Багратиони!

– Так это вы? – Надежда вспомнила нищего с обвислым носом. – Что вы тут делаете?

– Все вопросы потом. Сейчас не до того! Сейчас удирать отсюда надо, иначе нам каюк!

– И как это сделать?

– Молча!

Вислоносый тип метнулся в угол сарая, где на куске брезента лежали инструменты, сдвинул их в сторону и потянул за какую-то веревку…

В полу открылся люк, ведущий в непроглядную, таинственную темноту.

– Спускайтесь туда, быстро! – скомандовал мужчина.

Раздумывать и правда было некогда: дверь сарая уже со скрипом открывалась. Надежда бросилась в люк, как в прорубь. К счастью, там были металлические ступеньки, по которым она поспешно спустилась в неизвестность. Мужчина последовал за ней, торопливо опустив за собой крышку люка, и они оказались в полной темноте, про которую обычно говорят «хоть глаз выколи».

Надежда Николаевна включила фонарик на телефоне и посветила перед собой.

Она находилась в подземном коридоре, вымощенном грубыми каменными плитами. Стены и низкий сводчатый потолок тоже были каменными, по ним стекали капли воды. Воздух в этом подземелье был холодным, но в то же время спертым и душным.

Надежда обернулась и посветила назад. Луч фонаря упал на ее спутника. Им и правда оказался тот самый нищий, с которым она несколько часов назад разговаривала на могиле генерала Багратиони.

Стоя на нижней ступеньке лестницы и закрывая лицо рукой от яркого света, он недовольно проговорил:

– Не светите мне в лицо!

Надежда Николаевна отвела фонарь и спросила:

– Как вы оказались в том сарае?

– Потом поговорим, если захотите, а сейчас нам нужно уйти как можно дальше, а то, если нас здесь застукают, мало не покажется!

Он спустился с лестницы, достал из кармана маленькую масляную лампадку красного стекла, из тех, что скорбящие родственники ставят на могилах, зажег ее и зашагал вперед по подземному коридору. Надежде ничего не оставалось, как следовать за ним.

Провожатый уверенно шагал впереди, освещая коридор тусклым колеблющимся огоньком. Блеклые багровые отсветы озаряли каменные стены, отбрасывая на них фантастические, уродливые тени.

Вскоре коридор разделился надвое, и провожатый уверенно повернул направо.

Этот коридор оказался еще ниже прежнего, а в его стенах через каждые несколько шагов были проделаны глубокие ниши. Света лампады было недостаточно, чтобы осветить внутренность этих ниш, но в какой-то момент Надежде показалось, что оттуда на нее кто-то смотрит.

Она споткнулась, чертыхнулась вполголоса и, посветив в одну из ниш телефоном, увидела сложенные в несколько рядов высохшие бледно-желтые человеческие черепа, неприязненно глядевшие на Надежду темными провалами глазниц, словно недовольные тем, что кто-то посторонний нарушил их покой.

– Боже мой, что это? – испуганно воскликнула Надежда Николаевна.

Провожатый обернулся и, увидев, на что она смотрит, проговорил:

– Ах, это! Тут сложены кости из бесхозных могил.

– Из каких?

– Бесхозных. В конце девятнадцатого века, когда в России была эпидемия холеры… та самая, во время которой умер Петр Ильич Чайковский…

«Образованный, однако, нищий! – подумала Надежда. – Да, мне сразу показалось, что он далеко не так прост!»

Впрочем, тут Надежда Николаевна покривила душой, поскольку днем она этого нищего ни в чем таком не заподозрила. Ну, толкается какой-то тип на кладбище, а что выражается витиевато, так это потому, что следы высшего образования остались. Таких теперь много, еще не все перевелись.

Теперь же нищий разговаривал как вполне себе нормальный человек, и движения его были совсем не суетливые, и голос уверенный – не мекал, не бекал… Да что там! Надежда была почти уверена, что и усы у него не свисают уныло, а торчат бодро, как у кота на охоте. Вопрос только в том, что такой тип делает на кладбище? Не милостыню же просит, в самом деле… Мог бы работу и получше найти.