лежащих вокруг, таких же крошечных и безмолвных. Без прошлого, будущего, только в этом странном настоящем.

Внезапно захотелось в море. Вот прям немедленно, прямо сейчас, чтобы встретить закат в воде при штиле. Сбросила быстро с себя остатки костюма, обувь. Забежала в тихо колышущиеся волны. Они были тёплыми, как молоко, и мягкими, как шелк. Погрузилась в воду, поплыла, испытывая простое физическое удовольствие, находясь в мирно плещущейся, огромной и опасной стихии, которая сейчас нежно качала ее, словно колыбель.

Наплававшись, Софья вышла, сняла мокрое нижнее белье и снова надела свою одежду. Похоже, это теперь все ее пожитки. Вот так просто человек может лишиться всего. Обсохнув, села на ствол упавшей пальмы. Вечер сменила ночь, и луна уже в полную силу засияла в небе.

Ее обнаженные плечи, прикрытые лишь тонкими бретелями шелкового топа, казались чрезвычайно хрупкими в свете луны. Длинная шея, прямой подбородок, тени ресниц на скулах, в копне светлых волос запутался серебристый луч. Демид не понимал, почему его в принципе волнует уязвимость Софьи, но это было связано с лабиринтом. Словно, когда он помогал ей, она в то же время помогала ему…

Демид шагнул вперед накинул плед на плечи Софьи. Она подняла голову и завернулась плотнее:

— Спасибо. Я не слышала, как ты вернулся.

Под ее глазами пролегли тени. Софья была похожа на натянутую струну — звенела от любого прикосновения, готовая заплакать или засмеяться.

Демид приподнял добытую днем корзину с едой и потряс в воздухе:

— Я тут кое-что нашел и подумал, что хочу есть, как голодный динозавр. Ты будешь вторым динозавром?

Она встала, стряхнула песок:

— Я в деле.

— Шикарно! — Чернов обернулся и окинул взглядом высокий купол небосвода, усыпанного звездами. — Так я еще не ужинал.

Ветер прибоя взметнул его темные волосы, когда Демид зашагал ближе к морю. Софья последовала за ним. Странно, у Чернова как-то получалось наполнить любой момент смыслом, заставляя осознавать — жизнь продолжается.

Демид развел костер совсем недалеко от воды. Красно-желтое пламя заискрилось, раздвинуло мрак ночи, заключив их с Черновым в уютный кокон из света. Время от времени в него заглядывали пенящиеся волны — полюбопытствовав, они тут же корректно отползали вглубь океана. Их тихий плеск успокаивал.

Софья расстелила плед, выложила еду. В корзине нашелся сыр, вяленое мясо, рыба, вареные крабы, запеченные овощи.

— Вот это да, — сказал Демид, сгрузив рядом с костром несколько расколотых поленьев, когда Софья достала из корзины гигантские вареные креветки и лобстера, затем кивнул на горлышко торчащей бутылки. — А это что?

Софья приподняла ее вверх:

— Вино.

— Высший класс! — Чернов плюхнулся рядом с ней на плед, сев на одну ногу и согнув вторую в колене. — О, и креветки, и сыр!

Софья протянула ему лепешку с мясом.

— Спасибо. А винные бокалы есть? — Демид подтащил корзину ближе и принялся копаться в ней.

Софья улыбнулась. Чернов — стопроцентное дитя цивилизации. Винные бокалы ему подавай. Огонь подсвечивал часть смуглого лица, оставляя некоторые зоны в тени. Теперь Демид стал похож на древнего воина, с высокими скулами, мужественным подбородком, напряженными мышцами рук и предплечий, которые не скрывала лаконичная черная футболка, и с длиннющими ресницами.

Ну, хорошо, ресницы не в тему, подумала Софья. Но что же делать, если их, густые и черные, совершенно невозможно игнорировать. Софья привыкла прислушиваться к себе и не имела привычки обманываться. Честность — та малость, которую она могла из уважения оставить себе во времена тяжёлых подростковых сражений в интернате, которые порой шли не на жизнь, а на смерть. Чернов был хорош, тут уж не поспоришь, — от него несло сексуальностью на мили вокруг. А Софья лишь земная женщина. Которой требовался всего лишь один поцелуй, сладкий поцелуй, способный отключить голову и страшные мысли хотя бы на несколько секунд.

Подалась вперед, положила руку ему на плечо. Демид прекратил рыться в корзине и обернулся к ней, озадаченный. Глянула в грешные зелёные глаза за этими проклятыми ресницами — красивый, паршивец — скользнула медленно ладонью вверх, завела руку за шею. Демид не предпринимал попыток оттолкнуть ее — лишь чуть заметно сощурился — потому Софья совсем обнаглела, положила вторую руку ему на грудь и провела ладонью вверх к ключице. Чернов сглотнул. Губы, к которым последние несколько мгновений был прикован взгляд Софьи, раскрылись:

— Сонь, — хрипло шепнул он соблазнительнице, — ты же ещё даже не попробовала вино, чтобы так захмелеть.

Теперь между их лицами были считанные миллиметры. Софья облизнула губы.

— Я подышала над бутылкой, — шепнула ему в рот, чувствуя, как большие руки оплетают ее талию, посылая змейки удовольствия по спине и груди, — пока разбирала корзину.

— Тогда ясно, — Демид провел ладонями вверх-вниз. Шансов устоять не было. По крайней мере, у него. Эта соблазнительница сводила его с ума в обычном своем настроении, а сейчас просто вырубала мозг напрочь. Волны вожделения смывали все рациональные мысли. Он так устал бороться с ними. Прижал Софью к себе ближе. Господи, да пусть берет все, что хочет.

Софья улыбнулась. Ах, этот сладкий вкус победы. Он пахнет счастьем. "Триумфом!" — подумала, приподнимаясь и целуя губы Демида. Они были тёплыми, мягкими и жаждущими. Ждал от нее первого шага, поняла, когда обрушился его ответ, лишенный притворства и исполненный первобытного голода. Вкусный! Этот мужчина имел свой собственный крышесносный вкус, горячий коктейль из тестостерона, огня, жажды и страсти. И он отчаянно наслаждался, нуждался в ней так же сильно, как она в нем. Залезла к нему на колени, оплела ногами талию, сходя с ума от того, как прикрывались от удовольствия его ресницы, в то время как губы путешествовали по ее ключице, а руки скользнули под топ.

Уютный кокон из света окутал их запахом горящих поленьев, пока беззаветно целовались. Демид казался квинтэссенцией всех девичьих грез. Он был одновременно темным хвойным лесом и пламенем пионерского костра, шепотом гитарной струны в грозовую ночь, суженым из святочного гадания, защитником, в котором в юности очень нуждалась грязная сиротка-девчонка, и плохим парнем, с которым так и тянуло уехать в ночь на старом байке. Софья втянула носом мускусный мужской запах кожи в том месте, где шея переходила в плечо. Так сильно