Меня охватывает ужас. Не выношу пауков!

Я бы пустилась наутек, но тело, оказывается, не повинуется. Лежу на мху и не могу пальцем пошевелить. Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть, как ящерицу пожирают заживо, но даже это не получается. Закричать и то не могу, из глотки не вырывается ни звука.

Завершив трапезу, пауки дружно расползаются от белого скелета несчастной рептилии. Их можно принять за один организм, настолько слаженно они движутся. Кажется, они унюхали кого-то еще. У меня волосы начинают шевелиться: я понимаю, что их новая добыча – я.

Пауки ползут ко мне.

Черная паучья волна достигает моего плеча. Пауки тысячами лезут мне на грудь, собираются на шее и на лице, подбираются к ноздрям, щекочут мочки ушей.

Я бы вскочила, закричала, бросилась к водоему и плюхнулась в него, чтобы избавиться от этой напасти, но меня парализовал страх.

Пауки начинают кусаться. Первым смельчакам подражают другие. В небывалом ужасе я чувствую, как они атакуют нежную мочку моего уха.

Сейчас они со мной разделаются, как с ящерицей!

От источника доносится бульканье. На воде вздуваются пузыри, того и гляди ударит гейзер. Вода поднимается и быстро доходит до мха. Через несколько секунд под воду уходит одна моя рука. Вода переливается через мои плечи, доходит до подбородка, все больше сокращая занятую пауками сухую территорию. Даже пальцем не пошевелив, я оказываюсь полностью захлестнутой. Черно-желтые паразиты исчезают, словно их и не было.

Но мое облегчение недолговечно.

Я тяжелая, как булыжник, и неподвижно лежу на дне разлившегося водоема. Все звуки доносятся до меня, как сквозь слой ваты. Я пытаюсь задерживать дыхание, но от этого мало толку. Лежа в полном оцепенении, я боюсь все больше и больше.

Через минуту у меня не остается другого выхода, кроме как вздохнуть.

Вода устремляется мне в рот и в ноздри, и я не в силах этому воспротивиться.

Легкие наполняются водой.

Я захлебываюсь.

Резкое пробуждение.

Первый рефлекс – задышать, как тонущий, вынырнувший на поверхность. Я лежу вытянувшись, понимая, что все увиденное только галлюцинация. Но эту мысль прогоняет рой противоречивых чувств.

Мне холодно. По коже бегают густые стаи мурашек. Я забыла, что значит мерзнуть.

А теперь мне жарко. Казалось бы, руны не должны этого допустить, тем не менее мне до того жарко, что голова превращается в теплоэлектростанцию. Мозг того и гляди вскипит.

Ускоренно бьется сердце. В жилах бежит уже не кровь, перебирают лапками пауки. Вот куда они спрятались, когда поднялась вода! Залезли в меня и теперь пожирают изнутри! Копошатся в желудке, в легких, в кишках…

Лоб в сильной испарине, на глаза стекает пот. Затопившая меня только что вода из источника изливается через поры.

Нет, ничего подобного!

Совсем забыла.

Все это мне приснилось.

Вернется ли змея?

А пауки?

Никак не могу отделить реальное от воображаемого. Действительно ли я валяюсь с кровоточащей ногой? Или я – спящая в долине и вот-вот испущу дух? Уж не про меня ли сочинил свое стихотворение Рембо?

Похоже, я нахожусь одновременно и вне собственного тела, и в нем, взаперти. Я даже вижу саму себя, лежащую во мху.

Я больна. Не иначе, вода в источнике ядовитая.

И что с того? Ведь я ее не пила. Я только в ней побывала.

Или она вливалась мне в рот литр за литром?

Мое ложе – мягкий зеленый мох. Влажный матрас, мокрая подушка. Я тону. Цветущий мох обрамляет мое лицо венком лепестков.

Опрокинувшийся надо мной звездный купол вибрирует, я слышу мелодию, струнную симфонию. Молитва смычков прерывается белой вспышкой, потом звучит с прежней силой.

Движение слева заставляет меня обернуться.

На листике в нескольких сантиметрах от меня появился богомол. Сложив надкрылья, он укоризненно рассматривает меня через зеленые очки. Сейчас мне прочтут нотацию. Звездную мелодию нарушает сердитый голос:

– Похоже, я вовремя.

Не пойму, о чем речь. Наверное, меня ждет взбучка за нерадивость, а все потому, что у меня не было времени на подготовку. Что-то бормочу в свое оправдание.

Я забыла тему изложения. Это все тигр, он сожрал мою тетрадку, а потом…

– Молчи. Ты бредишь, – обрывает меня богомол. – У тебя жар.

И тут меня хватает за подбородок железная рука.

Я понимаю, что рядом кто-то есть. Кто-то силой заставляет меня смотреть в небо, а не на богомола.

Надо мной парит белая тень.

Не могу разглядеть, кто это. Перед глазами плывет. Никак не сфокусирую взгляд, как будто глаза больше не соединены с мозгом.

Мне в рот льется какая-то жидкость.

Меня охватывает паника.

Я отплевываюсь.

Снова утонуть? Ну уж нет!

Но у белой тени собственные соображения. Она сжимает мне ладонью рот, заставляя глотать. Я повинуюсь. Жидкость затекает мне в глотку, но я не захлебываюсь.

Когда пальцы перестают сжимать мне рот, я пытаюсь их укусить, но зубы лязгают в пустоте.

Мимо!

Я прислушиваюсь, но звездная музыка стихла. Я поворачиваюсь к богомолу – хоть какое-то утешение. Но богомол тоже пропал. Я реву в три ручья, впав в глубокое отчаяние.

Даже богомол меня бросил. Меня все бросили: Маргуль, Сафр, Эликс, Элифас, квагга и та сбежала. Никто меня не любит, никто не хочет поддержать.

– Болтаешь невесть что, – не соглашается голос из белой тени.

Дружеский, даже ласковый голос, без намека на враждебность.

– Не сопротивляйся забытью, поспи. Я тебя посторожу.

Эта фраза действует как спусковой механизм. Мое сознание тут же начинает плыть, ложе из мха углубляется, я нежусь в зеленом гамаке. Вдох-другой – и все становится черно.

В этот раз пробуждение происходит в несколько приемов. Мое тело – как пляж после шторма: обновленное и одновременно чужое. Боль поработала надо мной, как ветер и волны, рушащие дюны. Я себя больше не узнаю. Необходимо снова вступить во владение собой.

Как ни силюсь вспомнить случившееся, ничего не выходит. То немногое, что всплывает в памяти, пугает. Неужели я до такой степени потеряла голову? Не сказать, что у меня шарики зашли за ролики, но осторожность не помешает. Боюсь снова начать бредить.

Я проверяю свою чувствительность. Все суставы болят. Слабее всего отзывается раненая левая нога – совсем затекла.