людей ничего хорошего не жду. Особенно от тех, которые на дорогих машинах разъезжают.

– Если вы – не Фалалеев, так никакого дела нету. А если вы – он, так у меня к вам имеется деловое предложение. Короче, вы можете немного подзаработать…

Я отвечаю, что подзаработать очень даже не против, если, конечно, ничего противозаконного не нужно делать, и что я и есть тот самый Фалалеев.

Тогда этот мужик вылезает из машины, подсаживается ко мне и говорит, что несколько лет назад попал в ДТП, проще говоря – в аварию. Столкнулись тогда «Ауди» и «Лендкрузер». Так вот, не помню ли я про то ДТП?

– Ну, не сказать, что помню, – отвечаю осторожно. – Но могу вспомнить, ежели мне немножко помочь. Я уже человек немолодой, и память у меня не слишком хорошая…

– Про это я очень хорошо понимаю, – тот мужик говорит. – У меня самого проблемы с памятью были.

И рассказывает, что в том ДТП, про которое идет речь, водитель «Лендкрузера» погиб на месте, а сам он был за рулем «Ауди» и сильно пострадал. Так вот, если я ему помогу кое-что про ту аварию выяснить, то и он мне поможет. Материально. То есть деньгами.

И дает он мне сразу денег, так сказать, в виде аванса и чтобы доказать свои добрые намерения. Не сказать, что очень много, но при моей бедности не так уж плохо.

Ну, я думаю – где наша не пропадала! Дело то старое, наверняка давно уже забытое, а деньги – вот они, новенькие, хрустящие, и наверняка еще заработать можно.

И рассказал я ему, как тогда дело было. Про свои сомнения насчет его подозрительной травмы и про то, что мне медэксперт рассказал – про результаты вскрытия…

Мужик тот – а это и был твой Шубин – очень моим рассказом заинтересовался и сказал, чтобы я после смены приходил в одно такое кафе неподалеку. Чтобы поговорить с ним.

Смена кончилась, я пришел куда было сказано.

Он меня там уже поджидал.

А я, пока суд да дело, думал про ту историю, и появились у меня сомнения. Что-то не мог я узнать этого мужика – вроде тот, а вроде не тот. Хотя, после аварии он такой разукрашенный был, что немудрено не признать, но все же память на лица у меня очень хорошая. И опять же – что это он столько времени ждал, а тут вдруг заинтересовался той аварией? Подозрительно как-то!

И выложил я ему свои сомнения.

А он мне на это говорит, что после той аварии на какое-то время потерял память. Но теперь она понемногу возвращается, и вспоминает он не очень понятные вещи.

Всплывают у него в памяти как бы неясные картины – то, что было перед самой аварией и сразу после нее.

– И что же это за картины, спрашиваю?

А он отвечает, что перед самым столкновением видел, что в том «Лендкрузере», с которым он столкнулся, сидел не один человек, а двое. Один – за рулем, а второй – рядом, на пассажирском сиденье. И что после столкновения он сознание не потерял и вообще почти не пострадал – подушка безопасности сработала. А вот как только он из-под подушки выбрался – увидел, что идет к нему человек из «Лендкрузера», тот, что был за рулем…

– Тот, что за рулем? – Я его переспрашиваю. – Не может быть! Он погиб при столкновении!

– Я говорю, что видел! – отвечает он. – Подходит ко мне тот человек, заглядывает в машину. Я думал, что он хочет спросить, не нужна ли мне помощь, и сразу сказал, что я в порядке. А он меня вдруг ударил чем-то тяжелым по затылку – и тут уж я отключился…

– По затылку? – переспросил я. – Ну да, у вас главная травма была на затылке. От нее и были все последствия…

Он ничего на это не ответил.

Я помолчал еще минутку, переваривая, что услышал, а потом спрашиваю, чего он от меня-то хочет.

А он говорит, что все про мои дела знает: и про то, что из полиции меня вытурили, и про то, что приличной работы я не могу найти, и пообещал хорошо заплатить, если я смогу для него раздобыть материалы следствия по тому старому ДТП.

– У вас же, – говорит, – наверняка остались в полиции какие-то знакомые?

– Остались, – отвечаю. А сам думаю про то, что у меня в старом кабинете за батареей спрятано. Вот бы мне туда пробраться, достать те старые материалы и продать этому Шубину… вот бы тогда я дела свои поправил!

– Ну так как, – говорит. – Достанете мне те материалы? Насчет материальной компенсации можете не сомневаться!

Я еще для виду поломался, цену себе набил и наконец согласился. Сказал, что достану документы при соответствующей оплате.

Он мне дал номер своего сотового и велел звонить, как только у меня будут на руках материалы дела.

А я вернулся домой и задумался.

Копии документов наверняка лежат на прежнем месте, но вот как их достать? Самого меня в отделение не пустят, значит, нужно найти какого-то верного человека. Первым делом я подумал про того медэксперта, с которым мы тогда это дело обсуждали. Уж он-то мне точно поможет достать из тайника копии документов и не заложит меня начальству. Нашел у себя в старой записной книжке номер его сотового телефона. Только номер этот не отвечал.

Тогда перерыл я свою книжку и нашел телефон еще одного старого знакомого, Васьки Куницына.

Васька мне сразу ответил, но как только мой голос узнал – прямо рассвирепел.

– Ты, – говорит, – мне еще звонить смеешь после того, что устроил? Да чтобы я тебя больше не слышал!

И тут я вспомнил, какая у меня с Васькой история случилась незадолго до увольнения.

Тогда как раз праздник был, день милиции. Ну, а в такой святой праздник как же без корпоратива, или, как раньше выражались, междусобойчика. Ну, в общем, начальство дало добро, сходили мы в ближний магазин, отоварились, как положено, женщины порезали салат, колбаску и пошло-поехало.

Ну, менты – люди крепкие, сколько ни купи – все мало покажется. Вот и нам не хватило. А начальник у нас тогда был подполковник Зверев, очень строгий мужчина, вполне своей фамилии соответствующий. И он, чтобы предупредить всякие неприятности и вольности со стороны личного состава, дал строгий приказ: чтобы, пока корпоратив не кончился, никого из отделения на улицу не выпускать. То есть чтобы в магазин за добавкой не бегали.

И что прикажете делать?

Горючее кончилось, а взять больше негде…

Ну, тут я вспомнил про свою заначку – про ту, что в тайнике за батареей. И хотел было уже за ней пойти. А подполковник Зверев как увидел, что я из-за стола поднимаюсь, понял, что к чему, и рявкнул на меня, в соответствии с фамилией:

– Сидеть!

А уж у нашего