Проснулся молодой человек один у себя дома, совершенно не помня ничего из прошлой ночи. Проведя рукой по лицу, стараясь смахнуть жуткую головную боль, он почувствовал, как что-то липкое коснулось кожи. Его ладони были в крови, как и белые давно не стираные мятые простыни, выдававшие в нем настоящего холостяка. Подскочив с кровати, молодой человек начал судорожно осматривать свое тело, пытаясь понять, что произошло. Вроде, ничего не болело. И следов порезов на теле не было. Чья тогда эта кровь?! Переведя взгляд снова на кровать, он хотел было собрать испорченное белье, когда увидел ЭТО.

Лонни приехал через полчаса и уставился на разобранную постель, больше похожую на кровавое побоище. Но самым страшным было самое настоящее сердце, жутко похожее на человеческое. Оно лежало на подушке в луже крови и не предвещало ничего хорошего.

– Что это, брат? – пробормотал Лонни. – Ты кого-то…

– Ты больной? – взвился Габриэль. До приезда друга он выпил уже почти полбутылки водки, которую обычно держал для него, потому что сам предпочитал темное пиво. От сильно алкогольных напитков ему сносило крышу.

– А как, по-твоему, это выглядит? – завизжал в ответ Лонни, и тут же грубая рука зажала ему рот.

– Не вопи, придурок. Что мне с этим делать?

– А… чье оно? – уже шепотом спросил парень и подошел поближе, как будто надеялся увидеть имя.

– Откуда я знаю, – застонал Габриэль и закрыл голову руками, все еще грязными от крови.

Посмотрев на друга неодобрительным взглядом, Лонни отошел в другой конец комнаты и сел на краешек стула.

– Иди умойся. И уберем это… Всё, – пробормотал он.

Спустя пару дней Габриэль узнал о том, что Оливию Портер нашли мертвой у нее дома. Его вызывали на допрос, так как видели с ней в тот самый вечер в баре, но спасло его то, что никаких следов его присутствия в квартире девушки обнаружено не было, и никто не мог подтвердить или опровергнуть, что они когда-то еще виделись. Следователь был уверен, что только сам молодой человек мог позаботиться о том, чтобы никто ничего не нашел, но доказать этого не мог.

Да, Габриэль Хартман был спасен, хоть и сам не мог с уверенностью сказать, что не трогал девушку. Он ничего не помнил из той ночи и готов был допустить, что мог ударить ее. Но сделать такое… Мог только извращенец.

***

На ее последней фотографии, сделанной в земном мире, Оливию Портер было сложно узнать. Обнаженное тело лежало на кровати, больше напоминавшей алтарь количеством зажженных свечей, – стоило только удивляться, как не разгорелся пожар. Руки и ноги были привязаны веревками к изголовью и подножью и разрезаны вдоль вен и артерий, словно убийца хотел выпустить как можно больше крови. Грудная клетка была разрезана, а на месте сердца лежала горсть переспелой малины.

Глава 10. Воплотившись в краске

Он застонал и откинулся на подушки, совершенно изможденный. Положив ладонь на трепещущее женское тело, еще горящую от его поцелуев кожу, Габриэль Хартман ухмыльнулся и закрыл глаза.

Запахло сигаретным дымом, скрипнули половицы – девушка, как была, обнаженная, вышла на балкон, чтобы выкурить сигарету после секса, как делала каждый раз сколько он ее знал.

Ее звали Кьяра Зейн, хотя кто будет обращать внимание на фамилию, если от девушки исходит такой животный магнетизм? Даже имя ее становится совершенно неважным, равно как и прошлое, настоящее и будущее. Все сжимается в один горячий комок где-то внизу живота, мешая думать о чем-то другом, кроме как завалиться с ней поскорее в ближайший мотель. Желательно на ночь или на целую неделю – ему всегда было ее мало.

Кьяра выпустила струйку белого дыма в ночное усеянное звездами небо и навалилась на поручни в желании рассмотреть прохожих, все еще снующих по улице в поисках открытого бара или ночного клуба. Ее роскошные бедра в такой позе смотрелись еще соблазнительнее, а бледнеющая в свете луны кожа, еще не остывшая от объятий и прикосновений, так и манила.

Девушка была хороша собой и по-настоящему женственна, несмотря на то, что всегда носила очень короткую стрижку «под мальчика», раз в месяц сбривая отросшие белокурые волосы. Одевалась она тоже просто, чаще всего пряча тело в мужской джинсовый комбинезон и бело-синюю тельняшку, но и это не мешало ей притягивать взгляды всех парней с нормальным зрением, способным разглядеть ее достаточно хорошо. Даже не разглядеть – почувствовать. Эту дикую энергию, страсть, животные инстинкты, которые бурлили в ее молодой крови.

Кьяра была художницей и рисовала только обнаженную натуру, выбирая для своих работ исключительно девушек. Хоть она сама и была истинной любительницей мужчин, женская красота ее завораживала, и не удивительно, что ее картины пользовались популярностью, хоть и некоторые критики с сомнением морщились, рассматривая слишком подробно изображенные «женские прелести».

Вот и сейчас у нее на руках, чуть выше запястий, были видны следы краски – Кьяра дорисовала очередную картину и, как она сама говорила, была в поисках очередной музы.

– Иди ко мне, – крикнул Габриэль, но девушка лишь обернулась и улыбнулась ему в ответ.

Он подошел сам. Провел пальцами по выпирающему позвоночнику, положил ладонь на затылок и другой рукой притянул к себе ее бедра, охватив за живот. Она только смеялась, совсем не стесняясь свой наготы и того, что кто-то заметит их, стоящих на балконе дешевой трехзвездочной гостиницы, где они встречались время от времени, чтобы провести вместе время, предаваясь страсти. Они заказывали еду в номер и подолгу не высовывались на улицу, наслаждаясь друг другом.

Габриэль несколько раз пытался пригласить девушку куда-нибудь на ужин или просто прогуляться, но лишь обманывал сам себя – было невыносимо находиться с ней рядом и не иметь возможности прикасаться совсем не так, как того может позволить их чопорное общество.

– Дурачок, на нас смотрят, – все еще смеялась Кьяра, не сводя взгляда с улицы, где между домов явно кто-то стоял, – огонек сигареты рисовал зигзаги, вспыхивал и пропадал.

Он не слушал. Овладев ей сзади, Габриэль вцепился в поручни балкона, оставляя на прохладном дереве влажные следы. А случайный смотрящий только распалял огонь его желания.

Чиркнула зажигалка – Кьяра закурила еще одну сигарету, когда молодой человек, наконец насытившись ее телом, ушел обратно в номер, чтобы открыть баночку легкого пива, которое только обостряло чувства. Вернувшись на балкон, он сел в плетеное кресло, поморщившись от прикосновения чуть влажной прохладной поверхности к