— А… как именно я это делал? Как лечил? — Арон казался растерянным — подобного выражения полуэльф не видел у своего друга очень давно.

— Откуда я знаю — как? Просто положил ладони рядом с раной и пошептал что-то, а та на глазах затянулась. — Мэль усмехнулся собственным воспоминаниям и добавил. — Ты нам всем тогда головы морочил: мол, ученик скромного знахаря, со слабыми Светлыми способностями, которых для полноценного мага не хватило; якобы только лечить умел.

— Положил руки и пошептал, — Тонгил покачал головой. — Думаешь, мне это как-то поможет? Я ведь действительно не помню.

— Попробуй, — Мэа-таэль посмотрел через плечо Арона на эльфенка. Странная жалость никак не хотела уходить. Странная тем более, что, не будь Тималь нужен как заложник, полукровка с удовольствием перерезал бы сынку князя глотку. Ведь перерезал бы?

— Попробуй, — повторил полуэльф. — Если же умрет — не беда: найдем другой способ удержать князя от активных действий.

Маг бросил на него быстрый колючий взгляд, потом развернулся и подошел к подростку. Опустился рядом с ним на ковер и замер, будто к чему-то прислушиваясь.

* * *

Арон положил ладони рядом с раной, не уверенный, что следует делать дальше. Слова полукровки о лечебных талантах прежнего Тонгила оказались полной неожиданностью — сам Темный в дневнике ни о чем подобном не упоминал. Традиционно умение исцелять считалось вотчиной Светлых магов, хотя некоторые Темные тоже могли лечить магией. Просто Темным это не нравилось, не казалось достойным приложением их Дара.

Эррэ эльфенка пульсировало, трепыхалось, словно пришпиленная иглой бабочка, на месте раны эррэ казалось ярко-алым, цвета артериальной крови. И с каждым мгновением трепыхания эти становились все слабее.

Тонгил попытался направить собственную силу на место прорехи, но не вышло: резкое столкновение, и энергия просто стекла с эррэ эльфенка, ничего не изменив. Возможно, возьмись он лечить человека, что-то бы и получилось. Но эльф?

Северянин прикрыл глаза, пытаясь отрезать обычные человеческие чувства, надеясь, что сможет глубже ощутить собственную магию. Только так ему удавалось хоть немного совладать со стихиями, которые иначе отказывались его слушать. Может, и здесь получится?

Мгновение, второе, третье — пульсацию эррэ Тималя он видел и с закрытыми глазами, но теперь она ощущалась чуть иначе — более отчаянная и менее чуждая. Тело эльфенка не хотело умирать, и магия его — слабая и неустойчивая, но все равно магия, — яростно цеплялась за жизнь. И за него, за Арона. Слабые щупальца эльфийской магии, от рождения данные всякому из Старшего народа, тянулись к магу, отдергивались, обжигаясь на темном пламени Дара Тонгила, но возвращались вновь — к единственному источнику силы.

Арон попытался заглянуть глубже, внутрь слабеющего эррэ, надеясь там найти подсказку-зацепку, как именно он может заживить рану. И провалился внутрь, в самую суть эррэ, в то, что оказалось туманом и безмолвием леса теней…

Тело северянина словно получило способность парить в густом белесом тумане. Иногда светлые пласты последнего срывались с места и улетали прочь, и тогда человек видел голые ветви леса, тянущиеся в серое небо. Потом на смену исчезнувшему пласту появлялся новый, скрывая неприглядную картину. Однако мертвым лес не казался — скорее погруженным в летаргический сон бесснежной зимы.

Было в этом спящем месте и нечто иное, плененное, но полное яростной энергии. Стоило Арону осознать чужое присутствие, как картина поменялась.

Теперь, окаймленное со всех сторон спящим лесом, перед ним расстилалось небольшое озерцо — свободное от власти тумана, но покрытое толстой коркой прозрачного льда. А подо льдом кипело движение — но отнюдь не обычные рыбы с жабрами и плавниками. Там хаотично двигалось нечто, едва ли созданное благими богами.

Змеиное туловище — непроглядно черное в голубоватой воде и слишком длинное, чтобы без извивов и переплетений вместиться в пределы озерца. Иногда к поверхности поднималась голова, и желтые гнилушки глаз с неприятной разумностью останавливались на человеке. И именно эта гигантская змееподобная тварь была тем, что Арон искал, была жизненной сердцевиной эррэ. Кто бы мог подумать, что сердцем магии прекрасных и надменных эльфов окажется создание, столь непохожее на них внешне?

Змей двигался все яростнее, пытаясь вырваться из плена. Несколько мгновений Арон следил за его тщетными попытками, потом подошел к краю озера и топнул по льду — не сильно, лишь для пробы. Но в сумрачном мире эррэ, как оказалось, физическая сила значения не имела — лишь намерение и вмешательство извне.

Лед раскололся…

* * *

Мэа-таэль заворожено следил, как стремительно затягиваются края раны, как в лицо эльфенка возвращается краска…

— Похоже, ты вспомнил! — проговорил почти с благоговением, перевел взгляд на друга и вздрогнул: словно бы весь румянец, вернувшийся к Тималю, кровью вытек из жил Арона. Маг казался бледным до синевы. Потом Тонгил, словно через силу, поднял голову, посмотрел на полукровку и криво улыбнулся.

Улыбка Тонгила казалась не из приятных, но то, что случилось потом, понравилось Мэа-таэлю еще меньше. Арон медленно поднялся на ноги, и полукровка увидел, как всякий след эмоций исчезает с лица мага. Когда Тонгил выпрямился, его лицо не выражало ничего. Несколько мгновений маг равнодушно разглядывал Мэля, потом повернулся и пошел к выходу, переступив через лежащего Тималя.

Арон находился одновременно и здесь, и где-то еще, в месте, где царило бледное небо, а под ногами сминался колючий снег. Разделение произошло в миг, когда он освободил эррэ Тималя, когда черный змей вырвался из ледяного плена. Словно бы и внутри него что-то разломилось.

Он шел, не видя, куда, не понимая, зачем. Он не заметил бы, начнись сейчас землетрясение, случись затмение солнца или напади на замок враги. Он шел по каменному полу, но отчетливо различал перед собой лишь бескрайнее белое поле; снаружи доносились голоса людей, а он слышал лишь оглушительную зимнюю тишину.

Наконец Арон оказался в своих покоях; едва ли заметив, что делает, изнутри магически запер дверь. Потом… Потом Тонгил уже не знал, что происходит с той его частью, что осталась в замке. А несколько мгновений спустя он окончательно забыл про нее. Осталась только снежная белизна и путь, который требовалось пройти…

Белое небо без солнца, с розовым окоемом по горизонту, белое поле — однообразное и бесконечное. Арон не смог бы сказать, как долго он шел по снегу, — время в этом месте не ощущалось, как не чувствовались холод, голод, жажда. Какая-то часть разума знала, что это странно, что так быть не должно, но эта часть казалась столь мала и незаметна, что Арон не прислушивался к ней. Ему отчего-то было все равно. Он просто шагал вперед, к красноватому отблеску горизонта, а легкая поземка заметала его следы.

Потом впереди возникли черные точки; они двигались навстречу, и казалось, что быстро — насколько понятие скорости существовало в этом измененном мире. Вот они оказались перед ним — странные существа, со струящимся обликом, так что взгляд не мог задержаться на определенной черте, зацепиться за нее и отложить в памяти. Менялся цвет их шкуры, менялась форма и размеры, — словно в постоянно крутящейся мозаике калейдоскопа. Арон мог сказать лишь, что человеческий вид они не приняли ни разу.