Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сейчас отрезвляющая мысль эта оказалась невыносима, и ювелир решительно прогнал ее прочь, кинувшись в бездну страстей, сладких и горьких одновременно.
Губы их соединились.
* * *
– Что за чертовщина. – Себастьян едва удержался от неуместного желания протереть глаза. – А ведь я даже не был пьян.
Часы в комнате бессовестно показывали пятнадцать минут после полудня. Невероятно, чудовищно поздно – почти целый день насмарку. Полностью обнаженное тело Софии лежало рядом, бесстыдно разметавшись по простыням, грудь мерно и завораживающе покачивалась в такт дыханию.
Эта ослепительная нагота на миг парализовала взгляд, но уже вскоре тот ожил и продолжил свое увлекательное путешествие. Алый, похожий на раздражение след причудливыми узорами тянулся по белой коже, от основания нежной шеи по плечам и линиям живота, ниже, ниже… не оставляя никаких сомнений в том, где накануне успела побывать его рука с бирюзовым браслетом на запястье.
А успела она многое.
– Что за чертовщина, – настойчиво повторил ювелир, постепенно приходя в себя и припоминая прошедшую ночь. – Этого еще только не хватало.
Тяжело, неохотно, мучительно события выплывали из сумрачных закоулков памяти, словно накануне вечером Себастьян уговорил не одну бутыль горячительного. Сначала кошмар, ну да ладно, с ними он уже почти свыкся. Но почему-то сюжет сна развернулся иначе, под конец превратившись в откровенно эротическую фантазию, которая больше пристала горячему юнцу.
И вот теперь выясняется, что все грезы происходили наяву? С… Софией?! Как это вообще возможно?
Наваждение какое-то.
Разбуженная звуком его голоса, девица сладко потянулась и зевнула, смешно сморщив личико. Себастьян поспешно отвел взгляд от ее прелестей и, встав с кровати, скоро натянул одежду. Мысли были в совершенном хаосе, но что-то глубоко внутри ожило и ликовало неистово, бесстыдно… что-то, в чем он сам не отважился бы себе признаться.
Но что же делать теперь? Что сказать?
Заметив смущение Себастьяна, избегающего смотреть на нее и хмуро косящегося в сторону, София кокетливо улыбнулась. В блестящих глазах-полумесяцах разливалась сытая медовая сладость. Вот ведь чертовка, неожиданно разозлился ювелир. Ни малейшего стеснения!
– Не делай такое скорбное лицо, Серафим, – соблазнительно промурлыкала Искаженная, похоже, решив, что после случившегося можно перейти на ты. – Все в порядке: я не собираюсь заставлять тебя жениться. Произошедшее ничего не меняет. Совсем ничего. Хоть это и было, признаюсь, неплохо.
Себастьян мысленно усмехнулся, немного успокоившись. Слава Изначальному, камень с плеч свалился. Ну да, как он мог запамятовать – он же в Ледуме! Нравы здешних жителей испорчены с самого рождения. Культ наслаждений цветет пышным цветом, почитаемый за основной жизненный принцип и чуть ли не за единственный смысл жизни.
Даже самого понятия семьи нет в этом бесстыжем городе. Браки никем не регистрируются и не существуют даже неофициально: оставаться рядом людей заставляет разве только нищета или старость, но и в этом случае моральные обязательства не предусмотрены. Просто иногда бывает проще выжить вместе. Очень удобная позиция.
Родственные связи также не имеют ценности. Детей от непродолжительных и случайных связей редко воспитывают родители. Это принято в основном в состоятельных домах или в среде аристократов, которым нужно продолжить род и удержать высокое социальное положение.
Простые же граждане отдавали нежеланных детей в военные воспитательные дома, на попечение общества, где из них готовили идеальных солдат для обороны города или стражей для поддержания порядка и защиты режима. Некоторые матери относили младенцев в монастыри, и в этом случае те получали суровое и жесткое воспитание, а общество – новых адептов святой службы, инквизиторов.
Инквизиция была таинственной независимой организацией, местные отделения которой размещались во всех городах Бреонии, а центральная крепость, по слухам, скрывалась где-то в самом сердце Пустошей. Инквизиция никогда не вмешивалась в сомнительные интриги политиков и в распри между городами, декларируя своей единственной целью безжалостное истребление нечисти. В ответ святая служба требовала такого же невмешательства в собственные дела. Имя и местоположение главного инквизитора, который, несомненно, должен был существовать, держалось в тайне и не разглашалось даже под страхом смерти. Впрочем, рядовые адепты вряд ли обладали такими сведениями.
Но… Себастьян вдруг заострил внимание на последних словах Софии. Как там… неплохо? Мужское самолюбие почувствовало себя уязвленным. Черт возьми! На его взгляд, это было по меньшей мере превосходно! Впрочем, ювелир никому не собирался навязывать своего мнения.
– Рад, что вы, жители Ледума, свободны от глупых предрассудков, – сухо сообщил Себастьян. – Таких, как нормы морали, например.
София только хихикнула и шутливо закрылась подушкой. Определенно, один ветер у нее в голове.
– Ну не злись, Серафим, – вдруг примиряюще протянула она. Девушка игриво обернулась в простыню, села на самый краешек кровати. – Ты любил ее?
– Кого? – Себастьян полоснул по ней взглядом. Вскользь, но София инстинктивно съежилась, как полуслепой котенок, которого без жалости окунули в ледяную воду и сейчас будут топить.
– Моник. – Янтарные глаза Искаженной потускнели. Она тоже поднялась и начала одеваться, торопливо, угловато, разом растеряв всю напускную раскованность. – Ты называл меня ее именем.
Хмель прошедшей ночи выветривался медленно, с трудом. Естественно, все эти проклятые годы Себастьян не жил, как монах, давший обет безбрачия, но связи носили характер исключительно физиологический, не затрагивая потаенных сердечных струн. Шутка ли – он послужил причиной смерти человека, которого любил, такое довольно сложно пережить. Однако ювелир сумел. Ему даже удалось уверить себя, что эта страшная трагедия навсегда выжгла в нем все живое.
Вчерашняя ночь стала неприятным исключением. С удивлением Себастьян обнаружил, что чувства, запертые на амбарный замок страданий, обязательств и самобичеваний, задеты. Мутной волной поднялись они с самого дна подсознания и затопили рассудок, вынося на поверхность все неприглядное, сокрытое и тщательно позабытое. Душу объял внезапный порыв страстей, подобный пожару, особенно быстро охватывающему сухое, давно мертвое дерево. Не думал он, что спустя десять лет столь остро ужалят давние эмоции и переживания. Не думал, а зря.
Время, оказывается, не так уж хорошо врачует раны, как принято считать.
Себастьян вновь неодобрительно глянул на стрелки часов, которые и не подумали остановиться или хотя бы замедлиться. Уже половина первого – день стремительно таял. После слишком долгого сна голова была тяжела и категорически отказывалась соображать быстро. Ужасно вставать так поздно: столько времени вычеркнуто из жизни. А ведь он еще ни на шаг не продвинулся в своих поисках.
Ни на шаг, чтоб ему провалиться!
Глава
