Археологи проводили масштабные раскопки в Двуречье, в Месопотамии. Нашли огромное количество глиняных табличек с клинописью. Обрадовались, мечтая прочитать продолжение «Эпоса о Гильгамеше» или еще что-нибудь такое великое. Но нашли множество табличек с текстами доносов! (Б. Бурда.) То есть 8 тысяч лет тому назад количество злых клеветников и доносчиков было не меньшим, чем сейчас. В средневековой Венеции на улицах были установлены прообразы современных почтовых ящиков в виде бронзовых львиных пастей. Любой желающий мог отправить свой донос, бросив письмецо в пасть. Жертва доноса оправдаться не могла; конец ее был ужасен. Впрочем, вскоре Венеция так ослабла, что исчезла с карты как самостоятельное государство, в том числе и потому, что лучшие представители города погибли вследствие доносов и последовавших за ними расправ. Кстати, при советской власти анонимные доносы не рассматривались. Анонимка считалась мерзкой, не заслуживающей доверия!

В Интернете появляются агрессивные высказывания по поводу смертной казни какого-то человека: «Казнить его! Распять! Нельзя помиловать!» Когда написавших попросили представиться, количество посланий снизилось почти до нуля. То есть эти люди прекрасно понимают, что делают, – их толкает к действию безнаказанность.

Еще римский император Траян ввел наказание за ложный донос. Причем именно такое, какое грозило бы оболганной жертве.

Если вследствие ложного доноса человека могли распять, следовало распять и самого доносчика. На Руси пытали того, на кого донесли. Но по закону пытали рядом и доносчика. Трижды подумаешь, прежде чем написать. С тех пор известно нам выражение «Доносчику – первый кнут».

Цель доноса, клеветы и черной магии одна – уничтожить личность. Стереть с лица земли человека, причинив муки и страдания. К доносам прибегают для того, чтобы разделаться с противником. Упования жертвы на то, что зло возвращается, не трогают и не пугают клеветника и доносчика – ведь он уверен, что у него только благородные помыслы. По крайней мере, он себя в этом уверяет. А вот Данте в своей «Божественной комедии» поместил клеветников и доносчиков в последний, девятый круг ада, где они будут находиться вечно, вмерзшими в лед.

И еще один интересный факт. Часто любители тяжб, жалоб и клеветы психически заболевают. В психиатрии есть для них готовый диагноз – «кверулянтный бред». Кверулянт – это и есть сутяга, доносчик, жалобщик. Он заваливает инстанции письмами, жалобами, претензиями. Изощренно обвиняет ни в чем неповинных людей. Отравляет им жизнь. И, как правило, заканчивает свои дни в психбольнице, в отделении для психохроников.

Если вы стали жертвой такого персонажа, не пытайтесь «поговорить», «разубедить», потому что бред разубеждению не поддается. Если такой человек постоянно обращается с жалобами в инстанции, просто настаивайте на психиатрической экспертизе оппонента. Вряд ли он на нее согласится, и это прояснит ситуацию для всех.

Ну, будем надеяться, что некоторые здравые идеи, направленные на борьбу с доносчиками и клеветниками, все же приживутся в обществе. А я считаю очень важным рассказать о примере «борца за правду» Чикатило. Будьте осторожны, друзья! За клеветой и доносом скрывается желание убивать.

В последнее время очень популярным и модным стало утверждение о том, что эмоции – особенно негативные – следует выплескивать наружу. Дескать, все болезни из-за того, что человек держит все переживания в себе, несет в душе свое горе и проблемы. Даже более короткую жизнь мужчин стали связывать с тем, что они, в отличие от женщин, не плачут, не рыдают, стараются держать себя в руках и не устраивать скандалы и истерики по любому поводу. Если бы мужчины немедленно транслировали свою депрессию на весь белый свет, как представители молодежного течения «эмо» или как знакомый нам с детства сказочный герой Пьеро, глядишь, и жили бы подольше, и здоровьем бы пользовались отменным.

Думается мне, мир стал бы неуютным и мрачным, если бы со всех сторон слышались глухие рыдания или истерические вопли, рассказы о болезнях, несчастьях, неудачах и бедности.

Можно ли открыто выражать свои отрицательные эмоции или все-таки нужно сдерживать их, заботясь об окружающих людях?

Обычно уважение у нас вызывают сдержанные, умеющие держать себя в руках люди, а не слабовольные эгоистичные плаксы. Настойчивые утверждения о том, что всю гадость и злость следует немедленно разделить с другими, ни в чем не повинными людьми, уже проникли, как психическая зараза, в мозг психологических вампиров и просто внушаемых людей. «Ага, значит, уже можно! Можно не таить, не терпеть, а излить!» – и в результате истерики, которые устраивает жена тяжело и много работающему мужу, получают полное научное оправдание: «Мне грустно, я устала, а ведь ученые давно доказали… Хочешь, чтобы я заболела, изверг?» И «нервные срывы» алкоголика тоже научно узаконены: «Я должен снять напряжение!» И оскорбления начальника, который для профилактики своего инфаркта третирует подчиненных, доводя их до могилы, – тоже, выходит, нормальны и даже полезны. Для него, разумеется.

Боюсь, что скоро мы окажемся в неудобном для совместного проживания обществе, где каждый сможет «выплескивать и изливать».

Кстати, хочу заметить: если человек устраивает окружающим бурную сцену, оглашая воздух воплями и криками, бранью в адрес близких и угрозами немедленно покончить с собой, то потом обязательно сразу отправляется в туалет, порозовевший и улыбающийся. Поэтому слово «излить» имеет под собой вполне физиологическое обоснование. Когда психолог или врач просит такого пациента не кричать, не заливаться бурными слезами, потому что это мешает работать, не дает сосредоточиться, человек удивленно справляется: «Как же? Надо ведь излить, так сказать, выплеснуть наболевшее!»

Вот такими методами работы и довели до тяжелой депрессии огромное количество пациентов, в частности Мэрилин Монро – она была красива, молода, богата, талантлива, успешна, а ей психолог все предлагал вспоминать ужасное детство, издевательства со стороны приемных родителей, смерть любимой собачки от рук пьяного соседа. Когда специалист не способен помочь найти выход из тяжелой ситуации, придать сил для борьбы, он прикрывает свою профнепригодность игрой на чувствах: «Вы были несчастны, несчастны сейчас, ваша жизнь – сплошная трагедия, один я вас понимаю и жалею! Так что заливайтесь слезами, если вы так глупы, если думаете, что они вызывают сочувствие!» Это все равно что лечить алкоголика, заставляя его переживать заново все несчастья и неприятности, которыми, кстати, полна жизнь любого земного человека, заставляя его вновь и вновь переживать все обиды (никто так не обидчив, как алкоголики). Бедный вы, бедный! Один я вас понимаю! Идите и напейтесь – тоже своеобразный катарсис! А потом приходите опять, я вас вгоню в окончательную депрессию. Деньги только не пропейте, мне они нужнее!

Спору нет, иногда и правда надо поплакать, поделиться проблемой, пережить катарсис-очищение, но тихими слезами, искренне, а не подобно члену секты трясунов. Эмоции передаются, а отрицательные эмоции влияют на нас гораздо сильнее положительных – так уж сложилось в процессе эволюции. Гнев, боль, страх, ненависть транслируются немедленно окружающим людям, которые, конечно, через некоторое время просто начнут избегать страдальца. Попробуйте обстоятельно, подробно, мрачно рассказывать о своих бедах и тяжелом душевном состоянии даже самому близкому другу, главное – не забывая эмоционально окрашивать свой рассказ; в итоге даже любящие люди начнут вас сторониться и избегать. В руках депрессивных людей, особенно когда депрессия сочетается со злобой, гневом, обидой, гибли даже зерна – они не прорастали потом. Дрожжи гибли в растворе сахара, когда таким людям давали просто подержать бутылочку! Опыты ученых произвели такое впечатление на одного слезливого и депрессивного больного, что он моментально вылечился от депрессии, заинтересовался экспериментом и обрел вкус к жизни! Так что не случайно в народе остерегались злого взгляда, злого слова, завистливого человека. И к больным, даже незаразным, тоже относились с опаской – как правило, при длительно протекающем соматическом заболевании у человека развивается депрессия, иногда появляются обида и злость на здоровых. Если у кого-то в семье были тяжелобольные, они поймут, о чем речь.