– Это наше внутреннее дело. Посторонних в гостиной не было. Сами разберемся.

Однако охраннику от нее досталось изрядно. Он, как мог, защищался:

– Моя обязанность – сидеть за своим столом в фойе и не пропускать посторонних.

Считая, что он по-своему прав, Надежда убедила мать оставить его в покое.

Попытки восстановить время, последовательность и маршруты всех имевших доступ к портрету провалились. Охранник не смог систематизировать или хоть как-то обрисовать общую картину передвижений.

Перед тем как уйти домой, Ираида Самсоновна подошла к пустой раме, чтобы ее снять.

Надежда попросила:

– Подожди…

Сообразив, чего хочет дочь, Ираида Самсоновна с готовностью отступила в сторону. Надежда подошла к раме, закрыла глаза и погрузилась в себя. Простояв так с минуту, вздохнула.

– Ну что? – спросила Ираида Самсоновна.

Надежда виновато посмотрела на мать:

– Пока не понимаю…

– Сколько раз тебе говорила… – Ираида Самсоновна сняла раму с крючка и отнесла за стойку администратора. – Привычка закрывать глаза и слушать себя – сущая глупость. В детстве – куда ни шло. Но чтобы взрослая, тридцатидвухлетняя женщина занималась подобными глупостями…

– Мама, я видела, что картину вырезали сапожным ножом, – тихо проговорила Надежда и несколько раз «чиркнула» воздух рукой: – Так! Потом так! И так!

Ираида Самсоновна провела пальцем по внутренней кромке рамы:

– Действительно, картину вырезали. Края очень гладкие.

– Это был мужчина, я видела его руку…

Ираида Самсоновна вышла из-за стойки администратора и обняла дочь:

– Оставь эти глупости, Наденька. Тебе нужно отдохнуть, ты слишком бледная. Езжай домой.

– Мама… У нас украли картину…

– Не велика потеря. Купим другую, – Ираида Самсоновна обвела взглядом гостиную: – Пора нам задуматься над тем, чтобы установить скрытую систему видеонаблюдения. Без этого, как я вижу, не обойтись.

К девяти часам мать и дочь разъехались по домам. Поздно вечером созвонились и еще раз обсудили таинственную пропажу картины. Никто из них не догадывался, кто и, главное, зачем похитил картину.

После разговора с матерью Надежда долго не ложилась спать – ждала Астраханского. Но Лев не приехал, и ей не удалось поделиться с ним информацией о странном и необъяснимом похищении портрета девушки.

На следующий день Ираида Самсоновна и Надежда надолго обосновались в ее кабинете. Виктория вышла на работу, и теперь гостиная была под присмотром.

– Я всю ночь ворочалась с боку на бок, – проговорила Ираида Самсоновна. – Но так и не смогла вспомнить, в какой именно момент пропала картина. Ведь, если бы мы установили точное время, было бы проще найти вора.

– Я несколько раз проходила через гостиную, но ни разу не посмотрела на портрет, – сказала Надежда.

– Теоретически картину можно вырезать меньше чем за минуту. Не говоря о том, кто именно это сделал, давай смоделируем, как развивались события.

Надежда закрыла глаза.

– Он вырезал картину…

– Подожди, – Ираида Самсоновна прервала дочь. – Не будем полагаться на сомнительные видения. Женщин тоже не исключаем.

– Из женщин в гостиной была только Мешакина. Анфису в счет не берем.

– Зачем Мешакиной картина? – удивилась Ираида Самсоновна. – А если кто-нибудь из портних?

– Охранник увидел бы.

– На него не стоит надеяться. Ты с ним вчера говорила. Тупой словно дерево.

Надежда уверенно повторила:

– Он увидел бы.

– Ну, хорошо. Давай обсудим мужчин.

– Ты говорила, что на примерку приходил Вадим Воронович.

– Он пришел в четыре часа, сразу после того, как ушел Власов, – сказала Ираида Самсоновна. – Я встретила его в фойе и проводила в примерочную.

– Воронович оставался один в гостиной?

– Всего на несколько минут, пока я ходила в закройную за его костюмом.

– И, кстати, этот твой Власов…

– Что? – насторожилась Ираида Самсоновна.

– Он тоже мог…

– Нет, не мог!

– У тебя к нему предвзятое отношение. У вас с ним роман?

– Ты не смеешь задавать матери такие вопросы.

– И все-таки? – прищурилась Надежда. – Как же Соколов?

– Я сама разберусь со своими мужчинами.

– Вот видишь, он уже твой.

– Еще раз подчеркиваю, чтобы ты поняла, – отчеканила Ираида Самсоновна. – Я ни на секунду не оставляла Григория Александровича одного и сама его проводила до выхода.

– Ну, хорошо. В таком случае мы остановились на Вадиме Вороновиче.

– До него в гостиной был Акчурин.

– С ним оставалась Мешакина.

– Кто знает, – заметила Ираида Самсоновна. – Может быть, они сообщники.

– И здесь возникает вопрос. Для чего им понадобилась копия портрета купеческой дочери? Звучит смешно.

– Вся эта история заведомо похожа на бред. Но что делать? Все произошло в нашем ателье. Придется нам разбираться.

– Воронович – раз, Акчурин – два, – подвела итог Надежда.

– Козырев – три, – напомнила Ираида Самсоновна. – Он ждал тебя в гостиной, пока ты ходила в закройную к Соколову.

– Козырев – три, – подтвердила Надежда. – Я действительно просила его подождать меня, но, когда вернулась в гостиную, в его руках был только портфель.

– Ничето не стоит свернуть картину и сунуть ее в портфель. Или, скажем, открыть окно и передать картину сообщнику.

– Эдак мы с тобой договоримся до вселенского заговора.

– Не договоримся, – сказала Ираида Самсоновна. – Их уже трое. Плюсуем сюда закройщиков?

– Валентин Михайлович – кристально честный человек, и ты это знаешь.

– А как насчет Тищенко?

– Тоже – нет, – уверенно проговорила Надежда. Она знала, что у Тищенко на уме было другое.

– Дизайнер Филипп?

Надежда задумалась, потом проронила:

– Почему бы и нет…

– Таким образом, есть четыре человека, которые так или иначе могли иметь доступ к картине.

– И что нам это дает?

– Ничего, – расстроенно проговорила Ираида Самсоновна. – Ни одному из них ничего не пришьешь. Надо же было Виктории отпроситься именно вчера.

– Ее отсутствие – это причина. Кража картины – следствие. Картину и украли только потому, что в гостиной никого не было. Значит, вор долго примерялся и реализовал свой замысел в первый же удобный момент.