Сон был бессвязный, сумбурный, ничего общегоне имеющий с моей вечерней сказкой. Олечке снилось, что она поднимается навершину башни — старой, покосившейся башни, с полуразрушенными каменнымиперилами, в которых зияют огромные провалы. Внизу, под башней, раскинулся не тосредневековый город, не то какой-то старинный монастырь. И странное дело, хотябашня была в полумраке, внизу, под ней, сияло солнце. И среди обветшалых домовбродили люди — веселые, радостные, в летней одежде, с фотоаппаратами и цветнымижурналами в руках. Им было хорошо, весело, они и помыслить не могли поднятьглаза к небу — и увидеть маленькую девочку, что, будто завороженная, идет к провалув перилах…

Надо было еще немного потянуть. Дождаться,когда Олечка упадет вниз — она обязана была упасть, сон вел ее именно к этому.Я сама не поняла, что со мной случилось, но я напряглась — и всосала ее сон.Подчистую.

И темную башню над веселой толпой, и зияющиепровалы в перилах, и холодное равнодушие, и манящую высоту. Все, что могло датьмне Силу.

Олечка на миг задержала дыхание. Я дажеиспугалась, что она впадет в кому — это случается, хоть и очень редко, с людьмиу которых забираешь Силу слишком резко.

Но она вновь задышала.

Я поднялась с колен. Меня саму пробилаиспарина. Я ощущала, как в провал, возникший на месте привычной Силы, упалсгусток энергии. Нет, он еще далеко не заполнен… и я поторопилась… зачем-то…

Но я выздоравливаю.

Снова — тихие касания, мягкие волосы, открытыево сне губы, расслабленные пальцы…

Пусто… пусто… есть.

Это была Наташа.

И ее сон был инициирован мной.

Наташа стояла в ванной комнате. Голая, вмыльной пене. И колотила головой о кафельную стенку мальчика лет пяти-шести,повторяя: «Будешь подсматривать? Будешь еще подсматривать?» Мальчик болтался вее руках, как тряпичная кукла. Глаза были широко, в ужасе, раскрыты, но онмолчал. Похоже, боялся наказания от родителей куда больше, чем от сестры.

А вот с Наташей было не все ладно. В ее душеперемешались и злость на несносного братца, и страх, что она ударит слишкомсильно, и стыд, хотя еще совсем недавно ее с братом купали вместе, и вина…потому что дверь она оставила незакрытой нарочно… именно в расчете, чтобратишка попытается заглянуть, движимый естественным детским стремлениемнарушать все запреты.

Вот это да! Какие страсти в неполныедвенадцать лет!

Наташа глубоко вздохнула — а во сне особенносильно ударила мальчика по стене, и у того потекла кровь. Непонятно даже,откуда, кровь сразу залила всю голову.

Я всосала ее сон.

Начисто. Злость, страх, стыд, вину и смутную,едва пробуждающуюся чувственность.

Но сон не кончился!

Наташа, уже разжавшая было руки, сновасхватила брата за плечи. И с холодной рассудительностью палача сунула егоголовой в ванну, мгновенно окрасившуюся розовым. Даже хлопья пены, затянувшуюводу, покраснели. Мальчик беспомощно задергался, пытаясь вытащить голову изводы.

Я оцепенела. Убийство, совершенное во сне,дает почти такой же выплеск Силы, как настоящее. Я сейчас вмиг заполню провал всвоей душе!

Надо лишь вытянуть из Наташи вновьпробуждающийся страх, и…

Но я ничего не сделала. Стояла, низко склонившисьнад кроватью, и смотрела чужой сон — будто фильм ужасов, неожиданно идущий потелевизору вместо детских мультиков.

Наташа рывком вытащила брата из воды. Тотжадно глотал воздух. Крови на нем больше не было, только маленькая ссадина подглазом. У снов свои законы.

«Скажешь, что сам башкой в ванну упал иударился, понял?» — прошипела Наташа. Мальчик испуганно закивал. Наташа резковытолкнула его из ванной комнаты, закрыла дверь — и медленно вошла в пеннуюводу. Розовую-розовую воду…

Я выждала еще пару секунд, а потом выпилаостатки сна. Торжество, возбуждение, успокоение…

И рана в моей душе разом заполниласьнаполовину.

Надо было позволить Наташе убить брата. Стоилолишь убрать ее страх — и она утопила бы братца, как котенка.

Я вся была в испарине. Руки дрожали. Нет, нукто бы ожидал от этой рассудительной умницы таких ночных кошмаров?

Ладно. Тише едешь, дальше будешь…

Я двинулась дальше.

К половине первого ночи я вобрала в себя ещетри сна. Уже не такие роскошные, но с изрядными выплесками Силы. Хорошо здесьотдыхается, если девочки аккумулируют такое количество энергии.

Потерянные силы я восстановила почтиполностью. Львиную долю, конечно же, дала Наташа. У меня даже возниклоощущение, что стоит мне всосать еще один сон — и я восстановлюсь полностью,стану нормальной Иной. Но пригодных для меня снов больше ни у кого не было. Отодного сна я просто шарахнулась: Гульнаре снилось, что она ухаживает застареньким дедушкой. Носится по кухне, подливая ему чай, все время что-тозаботливо спрашивает… Ох уж мне эта восточная культура… рахат-лукум с мышьякомвперемешку.

Если бы не Игорь…

Стоит подождать полчаса-час, и кому-нибудь извосемнадцати доноров приснится страшный сон.

Но…

Я колебалась недолго.

Следующей ночью я доберу все, что мнеполагается, до конца. А сегодня можно и расслабиться. Попробовать себя в ролиобычной женщины.

Плотно притворив дверь, я выскользнула влетнюю ночь. Лагерь спал. Светили редкие фонари на дорожках, висела в небепочти полная луна.

В такие ночи хорошо оборотням. Они на пикесвоих сил, перекидываются легко и свободно, ими овладевает веселая жажда жизни,стремление охотиться, рвать на части живую плоть, скрадывать и догонять жертву.Конечно, и вампиры, и оборотни — самая низшая каста среди Темных. И вбольшинстве своем они и впрямь тупы и примитивны. Но… вот в такие ночи я имчуть-чуть завидую. Их примитивной, идущей из самых животных глубин естествасиле. Способности превратиться в зверя — и разом покончить с дурацкимичеловеческими чувствами.