Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В эти двери рано поутру и постучался Шухлик. Его, конечно, сопровождал Малай, как тело– и душехранитель.
Приняла их кабаниха Ева, поскольку сам хозяин копал где-то желуди на обед.
– Позолоти копытце, полосатый красавчик! – хрюкнула она. – Всю правду скажу!
И Малай постарался – раззолотил все четыре кабанихиных копыта, до самого брюха. Ева осталась очень довольна. Налепила из теста кучу пупков, самых разных видов и размеров. Замешала какую-то бурду в котелке на огне и бросила туда пупки, как пельмени.
– Возьму пыльно, сделаю жидко, брошу в пламень, будет как камень! – подмигивала и похрюкивала она. – Еще минутка, драгоценные, и все узнаете!
Но узнать не успели.
Только миновала минутка, как дверь с треском распахнулась и на пороге возник почерневший более прежнего, сверх всякой меры, мастер Кузойнак.
Снял очки, под которыми оказались обычные мутноватые глазки, но такие пустые, что оторопь брала, и свирепо глянул на Еву.
Кабаниха завизжала как резаная и мигом облысела, будто ее тщательно выбрили.
Это было странное и печальное зрелище – совершенно голая кабаниха с позолоченными копытцами. Неловко было глядеть на нее – то ли обычная свинья, то ли диковинная заморская корова.
Стыдливо хрюкая, она скрылась в спальне.
– Простите за дикую сцену! – раскланялся мастер Кузойнак, водружая очки на место. – Однако ворожея превысила свои полномочия. Ишь, куда задумала рыло совать?! Не ее свиное дело гадать о пупке Земли. Это великая тайна! Только для посвященных! Вот если вступите в наше братство – тогда я сам поведаю все, что знаю.
Он щелкнул каблуками и вышел, оставив запах пожарища и привкус одеколона после бритья.
Да, мастер производил впечатление строгого, но дельного человека, который если и пускает что на ветер, то исключительно чары.
Шухлик даже призадумался, не вступить ли действительно в братство? Только на пару дней, чтобы выяснить, наконец, куда путь держать.
– Обязательно вступай! – убеждал за ужином козел Тюша.
– Боюсь, как вступишь, так уж и не выступишь! – сомневался Шухлик. – Не говорю о присутствующих, но большинство колдунов питаются темными силами, которые дают кое-какие познания и умения, зато оглупляют и опустошают душу.
– Ну, это слишком неглубокий взгляд, – попытался возразить Тюша.
– А где тут глубине-то взяться! – разошелся Малай, хватив настойки кочерыжника. – Гадалки вовсе не предсказывают, а навязывают будущее. Может, сами того не желают, но не ведают, что творят! Да разве что-либо мудрое ведают ведьмы или знают знахари? Только то, что кубики Ларвы нашепчут. У всех здесь развиты одни лишь чувства-паразиты вроде глистов. Простите, не за ужином будет сказано!
Белый козел Тюша горько вздыхал и кивал бородой. Не спорил больше, а вроде бы даже соглашался. Шухлику совсем не хотелось его обижать. Такой тихий приятный домосед, выходивший на улицу лишь ранним утром, когда самое время травы собирать.
К счастью, ужин быстро закончился и Малай не успел наговорить еще больше дерзостей, поскольку, перебрав настойки, захрапел прямо за столом.
На любой границе жить непросто.
Попробуйте вольготно устроиться на выступающей острой грани. Как ни вертись, то в одну сторону соскользнешь, то в другую скатишься!
Ну а в этом безымянном полуразрушенном городке колдунов, приютившемся между двумя мирами, было как-то особенно беспокойно. Каждый день новые неприятности.
То весь город по недосмотру начинающего знахаря зарастет поющим бурьяном, таким высоким и колючим, что не продерешься.
И слушай его заунывные песни, покуда не засохнет. Или же попрет из всех щелей шевелящаяся сон-трава, от одного вида которой засыпаешь на месяц.
А то вдруг нерадивый чародей напортачит, и слетятся тучами, будто саранча, кикиморы – черненькие, тоненькие, как солома, и головы не больше наперстка. Всюду суются с советами! Все нечаянно ломают и опрокидывают. Но особенно любят теребить за волосы. Ни днем ни ночью нет от них покоя.
Злые и растрепанные, бродят колдуны, подыскивая самые сильные заклятия. Но кикимору одними словами не выкуришь. Чтобы наверняка извести, надо обращаться к духам.
Вот колдуны и призывают потусторонние, чуждые силы, требуя у них помощи.
А ведь каждому существу Творец дал столько собственных сил! Нужно только развить их, взрастить, укрепив любовью. Ну, конечно, это труд! А колдуны слабы и ленивы.
Так и получается, что всю свою жизнь, вольно или невольно, вызывают они духов. Хотя и знать не знают, кто именно явится! Это все равно, что впотьмах набирать номер телефона «скорой помощи». Того и гляди ошибешься, и нагрянет пожарная команда с брандспойтами и топорами.
Вообще слово «колдовать» попросту означает – заговаривать! Колдуны знают особые слова – невнятные и темные, без смысла, но звонкие. Могут обаять ими, пленить, обморочить.
От этих прельстительных слов мутнеет сознание и увядают добрые чувства. А на их звуки спешат нечистые духи, которые слоняются, неприкаянные, там и сям, ища легковерных, алчных, недалеких, чтобы проникнуть в их души и опустошить – установить там свои порядки.
Истребляют они свет и сеют мрак.
Нет света среди колдунов! Хуже того – не отличают они свет от тьмы!
Как соберутся два колдуна, так непременно слово за слово, язык за язык – шум да ссора! Хорошо, если не драка.
А уж коли сошлись две ворожеи, обязательно жди потасовки. Ворожея – от слова ворог, то есть враг.
Чтобы придать ссорам да побоищам пристойный вид, в городе каждую неделю проводили состязания колдунов. Команда на команду! Например, гадалки против магов или кудесники против ведьмаков.
Козел Тюша не раз приглашал Шухлика с Малаем посетить эти соревнования, или турниры.
– Захватывающее зрелище! – блеял он. – Сходите – не пожалеете.
На другой день после памятного ужина с настойкой кожерыжника они повстречали соседа-кабана.
Ев недобро поглядел на Шухлика и хрюкнул, как зарычал, показав кривые клыки:
– Напрасно кабаниху обидели! Это так просто вам с рук не сойдет! Вообще слыхал я, что вы шутки шутите – сомневаетесь в колдовстве! Опасное заблуждение!
К вечеру пожаловал мастер Кузойнак. Уселся посреди столовой на табуретку и долго тягостно молчал. Особенно тяжелым выглядело молчание из-за черных немых очков.
Неизвестно, куда глядел колдун, может, просто спал на табуретке, но Шухлику казалось, что именно в него уперт пронзительный взгляд. Вот-вот высверлит дырку в голове или проткнет насквозь.
Тюша крутился вокруг мастера, предлагая настойки с закусками. Но не удостоился внимания – ни знака пальцем, ни движения бровью.