и внукам, чтобы они со временем превзошли его. Именно поэтому воинов можно убедить работать за относительно небольшое жалование или вообще только за еду и идею, а ниндзя по сути своей всегда наемник, которого интересует его личная сила и навыки, его клан и только потом его родное селение. А страна вообще где-то далеко позади по важности.

— Что-то в этом есть, — сказала Казахана, задумчиво сведя брови домиком. — Но как-то слишком сложно… А гвардия мне нужна?

Вид у бывшей принцессы был жалобный, как у ребенка, который запутался в домашке и скорбным взглядом просит взрослых ему помочь.

— Естественно. — фыркнул, словно шутке улыбнувшись. — Личная гвардия вам тоже нужна, из людей, которые владеют и оружием, и чакрой, но не настолько, чтобы стать шиноби. В первую очередь нужно добиться баланса при котором в обществе социальная напряженность снизится до минимума.

— О чем ты? — захлопала ресницами, склонив голову на бок.

— Если проще, то спросите себя, а почему вы вообще тут появились?

— Мы ехали снимать кино… — протянула Коюки, замолкая, сама уже понимая, что это явно не тот ответ, которого я добиваюсь.

Покачал головой.

Я на пальцах объяснил, что недовольство людей вылилось в авантюру с переворотом. Если бы Дото заботили обычные люди и их благосостояние, то никто бы и не вспомнил, что Коюки была принцессой, за ненадобностью.

Отойдя от осознания своей роли в игре покойного продюсера, Казахана поинтересовалась, с легкой злостью:

— Но почему «снизить», а не «искоренить» неравенство? То есть «напряженность», — поправила она себя.

Покачав головой, вздохнул:

— Так не бывает. Всегда будут недовольные, всегда будут те, кому мало, кто прикрываясь справедливостью, просто хочет нажиться. Сделать счастливыми всех разом невозможно. Но в ваших силах снизить количество недовольных до статистической погрешности.

Припомнив пирамиду Маслоу, объяснил, что потом для удовлетворения людей крыши над головой и сытого желудка будет мало, что людям нужно чувствовать себя в безопасности — а эта роль для гвардии и шиноби, что дальше пригодятся ее бывшие коллеги, когда встанет вопрос о развлечениях сытых и чувствующих себя безопасно людей. А когда и эта потребность будет закрыта, обычный люд захочет думать, творить, изобретать, развиваться духовно.

— И главное! — я наконец понял, что все это время упускал. — Коюки, ради всех богов, не лезь туда, где ничего не понимаешь, и не пытайся всеми командовать. Шиноби сами разберутся, как им жить и кто у них главный. Есть у тебя толковый экономист? Пусть он занимается хозяйством страны. Есть толковый начальник дворцовой стражи? Вот пусть и занимается охраной. Твоя задача — стоять над грызней подданных, быть беспристрастным арбитром. Примирять торговцев и потребителей, шиноби и гвардию, шиноби и гражданских, своих бюрократов и всех остальных. Всех выслушать, во всем разобраться и вынести оптимальное решение, с которым согласятся если не все, то большинство, а не пытаться решать все самой. Надорвешься. Не говоря уже о том, что нельзя отдавать всю власть и свою полную поддержку какой-то одной стороне. Потому что эти же люди тебя и скинут, как только станешь им не нужна. Ну или люди испугаются, что однажды твое благоволение закончится, и ты лишишь их власти. А пока есть шанс добиться твоей милости и с твоей помощью протащить какие-то изменения и оттеснить от руля и кормушки иные группировки, вот до тех пор ты очень нужна всем претендующим на принятие решений.

В общем, оседлал я любимую коняку политики на кухне и разошелся не на шутку. На балконе мы — психологи. На кухне мы — политики. В сети мы — философы. И лишь в жизни — как были долбоящерами, так ими и остались.

— А ты знаешь, у меня все получится! — улыбнулась почувствовавшая прилив уверенности и энтузиазма Коюки.

— Разумеется, — улыбнулся я и отсалютовал ей кружкой с черничным киселем, который нам только что поднесли. — Только не забывайте, что дайме делает свита. Именно она вас сюда и затащила. А теперь у вас появится новая, благодаря переделу власти, который всегда следует за переворотом, и вам придется научиться управлять чинушами, не забывая, что ими, как и большинством других людей, движет вовсе не долг, а выгода.

— Ты пессимист, — строча на пустом листе быстрым и мелким почерком, — ты знал это?

— Я реалист, Казахана-сама. История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса.*

Не поняв цитату, Коюки все равно молча кивнула, продолжив записывать.

На последних страницах книжки Джирайи, там где обычно оставляют место для заметок читателя, поселился конспект моих воспоминаний о политике и размышлизмов по теме. Радостно поставив точку, Коюки умчалась во дворец, сияя улыбкой, чуть не сбив Какаши и Саске. Эти двое смотрели на меня одинаково недоуменно, с неким подозрением в глазах, даже не оглянувшись в сторону бывшей принцессы.

Почувствовав себя неуютно, невольно передернул плечами.

Как долго они там торчали и как много из моего словоблудия слышали? — поджал губы, ожидая неудобных вопросов.

Но лезть ко мне, странное дело, никто не стал. Вот Сакура бы, честно ляпнула, что ее удивило, только она подошла сильно позже с тарелкой полной сладостей.

«Диета? Какая диета?! Ничего не знаю!» — будто взаправду услышал я, смерив взглядом испуганно вытаращившуюся девочку, спешно прячущую бегающие глазки.

А на следующий день Казахана попыталась отблагодарить меня планшетом, за вклад в развитие ее страны.

Она еще не поняла, что ее влияние на политику будет минимальным, ведь приглашали Казахана Коюки не править, а быть символом перемен. Марионеткой, из-за спины которой будет править клубок местного серпентария. Но я могу и ошибаться. Например, приняв близко к сердцу проблемы простого люда, бывшая принцесса может найти общий язык с теми, за кем пойдут люди, убедив их в необходимости реформ. Или Казахана продавит решение, настояв на своем. Хотя бы пригрозив тем, что сбежит или перестанет следить за климатической машиной. «Не будете слушать вашего дайме?! Ну и еби… мучайтесь с кондиционером сами, а я сваливаю из этого балагана!» — похихикал, представив матерящуюся, как сапожник Коюки, пока настоящая недоуменно склонив голову к плечу, слушала озадаченно потирающего бороду мужчину. Видимо, остановивший ее, был кем-то из местной знати.

Отвязался я от принцессы ненадолго, потому что та, на следующее утро, снова пригласила меня в опостылевший уже пункт управления климат-контролем.

При мне обсудив вчерашний разговор с «Соусецу», видимо, чтоб я мог дополнить или поправить