мной и улыбка сползает с его лица. — Так и быть скажу. Раз уж мы партнёры. Должна же ты знать, почему ты сейчас в таком положении…

Его взгляд устремляется вниз, на вздымающуюся грудь. Я прикрываю её руками. Глупо, но сейчас он смотрит так, будто выжигает следы на моей коже.

— Девушка.

— Что? — выдыхаю. — Не понимаю. Какая девушка?

Она у Волкова? Он же говорил про вещь, нет?

— Достаточно, — отрезает. — Ты теперь и так много знаешь. Завтра встретишься с Волковым, если он захочет — расскажет. А сейчас…

Я задерживаю дыхание. От всего. От его взгляда, тона, положения. И следующих слов:

— Будь ласковой кошечкой, Ди. Потому что мы только начали.

Глава 17

Арчи наклоняется и припадает к моей шее. Осыпает её засосами. Грубо, жёстко, без какой-либо нежности. Словно так и надо.

Это ни на йоту не возбуждает. Но пока он делает это, большим бугром трётся о мою промежность. Затрагивает напряжённый клитор. И от этого действия горячая магма растекается по всему телу.

— А если я не пойду к нему? — выпаливаю, вспоминая наш разговор.

— Но ты же не можешь этого не сделать, — усмехается, отрываясь. Хватает мои ноги и прижимает к груди. — Мы же партнёры, так ведь?

Почему последние слова звучат с такой издёвкой?

— Это будет завтра. Обсудим всё потом.

Его палец опускается мне между ног. Кружит возле отверстия, посылает волну жара с головы до ног.

И с лёгкостью входит в меня. Добавляет второй палец.

А грудную клетку будто стискивают тисками. Не дают дышать.

— Сейчас у нас занятие повеселее. Он был в тебе пальцами?

Я прикрываю от странных ощущений глаза. И нервно выдыхаю:

— Да.

— И отчего не трахнул? Знаешь, Али тогда сказал правду… Рыженькие девушки красивые. Молочно-розовые киски смотрятся так, что хочется постоянно трогать.

Как это грязно звучит! Хоть бы постеснялся… Хотя, кого?

Он слегка ускоряется внутри меня. Делает круговые движения, от которых вытягиваюсь назад. Хочу отстраниться, закончить эту муку. Дотронуться до чувствительного комка нервов пальцами, и сделать себе хорошо.

Никогда не думала, что с мужчиной мне будет приятно. Вообще что-либо. Даже чувствовать. Особенно с Арсановым.

— Ждал… — закусываю губу, чтобы не простонать в голос. Не дождётся. — Своего дня рождения. Оно у него…

— Завтра.

Я киваю. Не знаю, видит ли он это или нет, но не могу сказать и слова. Концентрируюсь только на его умелых руках. Который заставляют выгибаться, тяжело дышать и испытывать эти феерические ощущения.

Ровно год назад я и сбежала. А он так и не дождался своего подарка.

— Зря, — Арчи резко останавливает. Из-за чего я не выдерживаю. С губ слетает стон разочарования.

И я ругаю себя за это. Потому что это — слабость. Зависимость. От его движений. Которыми он дарит мне искры перед глазами.

Слышу как Арсанов встаёт с кровати. Открывает тумбочку. А я слежу за этим. Ожидая своей участи.

Ошейник достаёт. Тот самый. Который на мне был.

А я не помню как он с шеи пропал. Я сама сняла его? Или… Нет? Я тогда так перенервничала, что ничего и не помню толком.

Но уже без разницы.

Арчи снова возвращается на место. А я поднимаюсь. Чтобы он не видел меня ТАМ. Это слишком низко и смущающее лежать перед ним с распростёртой, мать его, душой. Точнее, ногами.

— Зачем это? — слежу за его руками. За пальцами, сжимающими кожу.

— Понял, чего тебе не хватает. Для полноценной кошки.

Он снова оказывается возле меня. Встаёт на колени, но я всё равно поднимаю голову и смотрю на него…

Удивлённо. И… С надеждой? Чтобы не надевал его. Не унижал. Не показывал моё место. Игрушки. Рабыни. Или обычной кошки с улицы. Побитой, израненной. Которую пинают даже тут.

Он подносит его к моей шее. Звон металла зажигает ту самую сжирающую меня тревогу.

— Когда у кошки есть ошейник, у неё есть хозяин, — гремят его слова.

С которыми я не соглашаюсь.

Внезапно, сама не понимая как, поднимаю руку. Выбиваю ошейник из его пальцев. Перехватываю кожаный ремешок с замками и обхватываю тело Арсанова руками. Валю набок и сажусь на него сверху.

Непривычно. И страшно.

Но именно страх и обид сейчас движут мной.

Наклоняюсь к нему на автомате. Впиваюсь губами в его губы и ёрзаю на его члене. Распаляю сильнее, пока ловкие руки без стеснения надевают ошейник на мужчину.

Я усмехаюсь ему прямо в губы. Внутри зарождаются довольный вопль победы.

Но хватка на талии, которую он заключил в плен, усиливается.

А я отрываюсь. Затягиваю ремень его шее сильнее. Но не вдеваю в петли — не успеваю. Но придушить его — вполне.

И от этого не могу брать улыбку с лица.

— У меня нет хозяина, — говорю ему с вызовом. Смотрю в полыхающие голубые глаза. От которых идёт секундное удивление, растерянность.

Но Арсанов ничего не предпринимает. Только сильнее сжимает мою талию. Оставляет на ней в наказание синяки.

Не вижу злобы в его глазах. Нет. Только азарт. Предвкушение. И яркий огонь, от которого зажигаюсь я. А не он.

Думала ли я, что когда-нибудь буду сидеть сверху на своём враге и тереться об него причинным местом, только бы задобрить? Чувствовать над ним мнимую власть?

— Но и у котов они бывают, — проговариваю.

— У тебя ловкие руки, — вроде и хвалит, но пугает одновременно. У него появляется адский прищур. И меня в дрожь бросает. Перестаралась?

Но меня он игнорирует.

— Я воровала, — признаюсь честно. Зарабатывала на квартиру. Но это не так просто. А потом ещё обеспечить всем, чем нужно. Приходилось марать руки. — Поэтому сноровка ещё ост…

Я не договариваю. Внезапно лечу вбок и утыкаюсь лопатками в мягкую