Прорысившая мимо лошадь отбросила копытом кусок гравия с блестящими вкраплениями кварца, и он упал прямо перед Орианой. Она остановилась, подняла камешек, пригляделась к нему и, решив, что он достаточно красив, чтобы взять его с собой, положила в ридикюль.

– Ты поднимаешь уже третий камень. Хочешь создать новую моду? – поддразнил Ориану кузен.

– Ненамеренно.

– Посмотри-ка, – сказал Берфорд, – граф Раштон тебе кланяется. Держу пари, что он хочет прогуляться с тобой.

– Сомневаюсь. Он слишком респектабельная личность, чтобы искать моего общества в публичном месте.

Берфорд слегка похлопал Ориану по руке, желая подбодрить.

– Ты придаешь слишком большое значение чужому мнению. Перед тем как уехать из города, я собираюсь навестить отца и сестру. Хочешь поехать со мной на Мэнс-филд-стрит?

Что бы там ни думали те, кто глазел на нее сегодня, но когда Ориана покидала парк, она испытывала тайное удовлетворение от того, что направляется в резиденцию герцога. Ее родство с его светлостью Сент-Олбансом не могло защитить Ориану от злых языков и грязных сплетен, однако оно всегда будет для нее источником утешения – и напоминанием об отце, так любившем удовольствия.

Дэр устало прислонился к высокой железной ограде большого сада в самом центре Сохо-сквер. Сад был со всех сторон окружен аккуратными городскими дамами, которые отличались один от другого только архитектурой входных дверей и номерами, прикрепленными к оконной раме на фасаде.

Какая-то полная дама в поношенном костюме для верховой езды ехала рысью на лошади по неровной мостовой. Дэр отошел от ограды, намереваясь обратиться к всаднице и расспросить ее, но она уже успела свернуть к угловому дому.

– А у меня новая игрушка.

Дэр обернулся. Тоненький детский голосок донесся из-за куста у ограды и принадлежал мальчугану с пухлыми щечками и золотыми, словно у ангелов, кудрявыми волосами.

– Покажи ее мне, – попросил Дэр.

Ребенок выбрался из гущи листвы и ветвей. Он прижимал к себе маленькую деревянную лошадку на колесиках, на спине лошадки сидел всадник в военной форме. Мальчик поставил игрушку на землю и потянул за привязанную к ней веревочку. Игрушка покатилась вперед, при этом механизированная лошадка встала на дыбы, а всадник поднял руку, в которой держал саблю.

– Ее купили в магазине Хэмли, – объяснил мальчик.

– Тебе здорово повезло, – сказал Дэр.

– Я знаю. Меня зовут Мертон Прингл.

– Ты живешь поблизости?

– Вон там. – Мертон просунул руку сквозь прутья ограды и показал в сторону Фрит-стрит. – Моя мама леди Прингл, а папа сэр Уолтер. Мои братья живут в пансионе академии на другой стороне площади. Уолта зовут Прингл-старший, а Энтони – Прингл-младший. Дэр решил поддержать новое знакомство.

– Здесь у вас много соседей. Ты знаешь, как их зовут и кто где живет?

Юный Мертон несколько раз кивнул своей золотой головкой.

– Я ищу леди, которая живет где-то здесь. Ты знаешь Анну Сент-Олбанс?

Лицо у мальчика сделалось очень серьезным.

– Мне не велят о ней говорить.

– Неужели? А почему?

– Мама говорит, что она плохая, испорченная и безнравственная. Я не знаю, что это значит, знаю только, что это нехорошо. Наша горничная Лиззи сказала мне, будто у мадам Сент-Олбанс много любовников. Это мужчины, которым нравится целовать женщин. Разве целовать кого-то нехорошо?

– Иногда, – мрачно ответил Дэр. – Смотря по тому, кто целует. И как он это делает.

Много любовников. Испорченная и безнравственная. Эти сведения противоречили его собственному впечатлению и тому, что говорила ему Ориана. «Я не шлюха», – сказала она, отказавшись пойти к нему в номер гостиницы в Ливерпуле. «Мне пришлось отклонять подобные предложения в течение нескольких лет». Так она заявила во время их разговора в сумрачном церковном дворе.

Непостижимость Орианы приводила Дэра в ярость, а требования ее профессии, докучливые и обременительные, беспокоили его, хоть и не охлаждали желания обладать ею. Но ее коллекция джентльменов, разумеется, вносила неожиданные осложнения.

– Я иногда вижу, как папа целует Лиззи в уголке за дверью гостиной, а еще в темном месте под Лестницей. Думаю, он тоже любовник.

– Полагаю, что так, – рассеянно ответил Дэр, которого ничуть не занимали интрижки в семействе Прингл, он пытался придумать, как вырвать Ориану из круга ее разнообразных поклонников.

– Покажи мне дом, где живет мадам Сент-Олбанс.

– А вон там, – сказал мальчик, вытянув свой короткий указательный палец.

– Дом с опущенными жалюзи? Или рядом с ним, возле которого стоит карета?

Из кареты выбрался мужчина. Мальчуган прошептал:

– Это один из любовников. Лиззи говорит, он лорд. Наверное, Томас, про которого поют в песне.

– В какой песне?

Из дома вышел пожилой слуга и впустил визитера. А Мертон тоненьким дискантом пропел песенку о прелестной Анне Сент-Олбанс, «птичке со сладким голоском», по которой томятся множество джентльменов, но сейчас «успеха добился Томас», который и заключил ее в свои объятия.

Когда Дэр узнал отвратительную правду об Уилле Брэд-филд, очевидность предстала перед ним в одно мгновение. Что же касается Орианы, сведения – чертовски противоречивые и запутанные до предела – следовали непрерывным потоком.

Очаровательная вдова, которая шарахалась в сторону от поцелуев, оказалась известной певицей, выступающей на сцене, и незаконной дочерью беспутного герцога. Она сама и один из ее многочисленных любовников стали героями уличной песенки. Ее нынешний покровитель – аристократ, владеющий роскошной каретой с гербом на дверце, и этот покровитель наносит ей визит среди бела дня.

«Точь-в-точь как Доррити Кроуи, – подумал Дэр, – переходит от одного мужчины к другому». Ненасытная, жаждущая все новых развлечений, не в состоянии успокоиться. И что самое скверное, необыкновенно лживая.

– Мне пора идти, – сказал он мальчугану и направился к дому Орианы.

Ухватившись за дверной молоток, Дэр вложил в удары всю свою злость. Пожилой слуга, изумленный неистовством его стука, осведомился, какое у него дело.

– Передайте вашей госпоже, что знакомый ей джентльмен желал бы засвидетельствовать свое почтение. И, пожалуйста, не говорите мне, что она не принимает, я видел, как в дом только что вошел визитер.

Отступив на шаг от входной двери, дворецкий – или, быть может, управляющий – произнес спокойно и вежливо:

– Прошу вас, сэр. – Он бережно принял у Дэра шляпу и передал ее молодому лакею в темно-желтой ливрее с кантами синего цвета. – Как позволите вас отрекомендовать?

– Корлетт.

Расхаживая по небольшой комнате, Дэр пристально разглядывал обстановку. Стулья, расставленные у камина, и присутствие в комнате раздвижного стола дали ему понять, что он находится в гостиной для утреннего завтрака. Он перешел в соседнюю комнату, достаточно большую и явно предназначенную для занятий музыкой и пением, здесь стояло фортепиано, на столе лежала стопка нот, в углу находился пюпитр для них, а на диване лежал музыкальный инструмент, похожий на гитару. Осмотревшись получше, Дэр решил, что комната служит Ориане также и библиотекой. На полках в шкафу стояли по преимуществу старые, даже очень старые книги. Нижнюю полку занимали тома in folio[8]– вероятно, партитуры. На стенах висели вставленные в рамы картины из театральной жизни. С одной из них соблазнительно улыбалась Салли Верной с букетиком цветов в руке. Нашел Дэр и портрет Джозефа Вернона, помещенный между двумя медными настенными канделябрами.