– Привет, папочка! – раздался в трубке голос дочери.

– Здравствуй, моя сладкая. Как дела?

– Все великолепно. Ты-то как?

– В порядке. Лучше и быть не могло. Работаю потихоньку.

– Сидишь в конторе? – В ее голосе послышались нотки беспокойства. – Беготней больше не заставляют заниматься?

– Конечно, нет, в моем-то возрасте? Я бы с ума сошел.

– Наверняка.

– Послушай, милая, у меня всего минута. Я просто захотел позвонить и услышать твой голосок.

– Пожалуйста, слушай. А когда ты снова приедешь к нам в Бостон? Хотелось бы с тобой встретиться. Можем сходить куда-нибудь, ты и я.

Дью судорожно сглотнул. Если уж изрезанный Малколм Джонсон не выдавил из него слезу, то он не позволит, чтобы такое произошло после разговора с дочерью.

– Дочка, ты ведь знаешь, что у нас с Синтией теперь тоже все нормально. Мы сходим вместе и проведем вечер втроем.

Дью едва не рассмеялся, когда услышал, как Шарон засопела в трубку, а потом, не выдержав, громко разрыдалась:

– Да, папочка… Ты и представить себе не можешь, что это для меня значит. Для нас…

– Ну ладно, прекрати плакать. Мне нужно идти. Скоро я позвоню. Пока.

– Пока, папочка. И будь осторожен. Не подхвати занозу от стола, за которым сидишь у себя в конторе.

Дью отключил телефон и глубоко вздохнул. Он получил, что хотел, – на время отключился от проблем. Все, что делал Дью, делалось ради Шарон. И ради страны, в которой его дочь могла жить, как ей вздумается, пусть с другой женщиной и пусть ее отец с трудом это переносил. На свете немало мест, где за подобное Шарон грозила бы смерть…

Что остается? Продолжать борьбу и даже убивать, когда в том есть необходимость, потому что Америка – величайшая страна на свете? Наверное, так, но Дью побуждали причины иного характера. Личные.

И ему их вполне достаточно.

Маргарет, Эймос и Кларенс Отто дружно поднялись, когда в кабинет вошел Мюррей Лонгуорт. После того как он пожал руку каждому, все уселись. Мюррей, естественно, занял место за большим столом.

– Ну, чем порадуете, эксперты? На сей раз вам достался довольно свежий экземпляр. Надеюсь, неразложившийся труп дал хоть пару нитей к разгадке?

Инициативу взяла на себя Маргарет.

– К сожалению, «неразложившимся» труп оставался крайне недолго. Никаких тканей больше нет. Остался лишь скелет – как в случае Джуди Вашингтон и Шарлотты Уилсон. И еще у нас в наличии разжиженные останки, но я полагаю, что из имеющегося материала мы выжали все, что можно. Прежде чем Брубейкер полностью разложился, мы смогли собрать кое-какую ценную – и неприятную – информацию. Мы считаем, что новообразование на теле – не модификация ткани, а паразитирующий организм.

Лицо Мюррея сморщилось от отвращения.

– Значит, все-таки паразит? Почему вы так думаете?

– Как и в случае с Шарлоттой Уилсон, сам нарост уже разложился. Зато обнаруженные в окружающей ткани структуры вынуждают классифицировать его как паразит. Новообразования подключаются к системе кровообращения организма-носителя, высасывают из крови кислород и, возможно, питательные вещества.

Мюррей пристально посмотрел на Маргарет.

– То есть вы хотите сказать, что эти треугольные штуки живые? Что они не часть жертвы, а самостоятельные живые организмы?

– Именно.

– Тогда почему организмы-носители, как вы их называете, сходят с ума?

– Мы обнаружили в мозге избыточные уровни нейротрансмиттеров, – ответила Маргарет. – Нейротрансмиттеры – это вещества, передающие сигналы от одних нервных клеток к другим, тем самым позволяя телу осуществлять связь с головным мозгом и наоборот, а также давая возможность мозгу функционировать. Отмечены, в частности, высокие уровни допамина и серотонина. Избыток допамина связан с тяжелыми формами шизофрении, а чрезмерные количества серотонина могут вызывать психопатию и паранойю. Кроме того, обнаружены исключительно высокие уровни эпинефрина и норепинефрина. Эти два гормона играют ключевую роль в выработке реакций на чрезвычайные ситуации и угрозы. Еще они вызывают физиологические выражения страха и беспокойства. Когда гормоны превышают нормальные уровни, весьма распространены психические расстройства.

Мюррей понимающе кивнул.

– Так значит, паразиты сводят людей с ума за счет увеличения числа нейротрансмиттеров?

– Верно, – подтвердил Эймос. – Однако дело не только в этом. Паразит выращивает структуры, которые имитируют человеческие нервы. Мы обнаружили подобные структуры в областях вокруг новообразований, но их следы есть и в головном мозге, особенно в лимбической коре.

– Что значит «лимбической»?

– Это особая группа областей, – вмешалась Маргарет, – включающих, помимо прочего, таламус, гиппокамп и мозжечковую миндалину, которые контролируют эмоции и содержат базовые структуры памяти и воспоминаний. Новообразования в данной области могут являться разновидностью эндокринных систем для секретирования избыточных нейротрансмиттеров. Как следует из анализа случаев с избытком допамина в лимбической области, в организмах-носителях может развиваться исключительно острая паранойя. Это согласуется с поведением Брубейкера, Блейна Танариве, Гэри Лиленда и Шарлотты Уилсон. Но поскольку новообразование фактически представляло собой искусственные нервы, то не исключено, что преследовалась иная цель – вполне возможно, что паразит каким-то образом был имплантирован в мозг.

В глазах у Мюррея замелькали гневные огоньки.

– Ну это уж слишком. Я согласен с вашей предыдущей теорией, она не лишена смысла, но имплантация в мозг… Вы же говорите, это не химическая передозировка, паразит каким-то образом контролирует организм-носитель?

– Такая возможность существует, – кивнула Маргарет.

– Почему бы вам тогда не заявить, что носителями овладели злые духи, доктор Монтойя? Начинаю подозревать, что я совершил серьезную ошибку, поручив вам руководство исследованиями. Неужели вы думаете, я поверю в то, что какой-то паразит может контролировать организм человека и заставляет его совершать такие ужасные поступки?

– Мы не говорили, что паразит использует людей как роботов, – вмешался Эймос. – Однако в природе есть немало примеров, когда паразиты способны изменить поведение хозяина-носителя. Например, существуют трематоды, паразитирующие на болотных улитках. Чтобы завершить свой жизненный цикл, трематоды должны перейти с улиток на песчаных блох. Личинки трематод каким-то образом вынуждают улиток покидать пруды и болота и выползать на сушу. Здесь улитки погибают. То есть трематоды фактически заставляют их совершать самоубийство, если хотите. На этой стадии трематоды покидают улиток и «пересаживаются» на блох. А колючеголовые черви? Они начинают свой путь на тараканах, после чего перебираются на крыс. Чтобы упростить эти перемены, червь фактически заставляет таракана меньше осознавать опасность, поэтому тот гораздо чаще становится добычей крыс. Кроме того, есть еще…