раньше. Вы уверены, что со вчерашнего вечера Данила вам не звонил?

— Так ищут, что звоните мне вы, а не ваши пресловутые полицейские! И за столько времени вообще что угодно могло случиться!

— Я не уверена, что было бы лучше, если бы позвонили вам из участка. Весь район на уши поставили. У нас такого в жизни не было!

— Да мне все равно — было или не было! Мне нужен мой сын, а не ваша статистика ЧП. К вечеру я буду у вас.

— Конечно же, Милана Александровна. Только, пожалуйста, пускай дома у вас останется кто-то на случай, если Даня приедет. Вполне возможно, что он с кем-то поссорился и сбежал. С детьми работают, мы скоро все узнаем! Обязательно!

Милана нажала отбой, мгновение отсутствующим взглядом смотрела на Марусю и вскочила.

— Данька пропал, — двинула она бескровными губами, — я еду в лагерь.

— Как пропал? — опешила Маруська, которая все это время смотрела на нее, затаив дыхание и… не хотела верить тому, что слышала. — Что значит пропал? Ему же не три года, чтобы пропасть!

— И взрослые пропадают. А его, получается, со вчерашнего вечера никто не видел. Бред какой-то!

— Этого не может быть! Это же совсем не про Данилу! Набери его!

Милана, будто за соломинку схватившись, кивнула и тут же судорожно набрала номер сына, на секунду замерев между небом и землей, а после как о земную твердь шлепнулась, бессильно мотнув головой:

— Вне зоны… Марусь, я помчалась. Ты тут сама, хорошо?

— Ну конечно же, милая. Ты давай держись! Найдется!

Найдется! Конечно, найдется.

Милана твердила это сама себе, пока выскакивала из кафе, бежала к машине, заводила двигатель.

Найдется! Обязательно найдется.

Данька не может пропа́сть. Пропа́сть — не может. Но когда Милана выруливала на проспект, ведущий к выезду из города, ей вдруг отчетливо вспомнился Стах. С его полунамеками и явными угрозами. И в этот самый момент картинка в ее рваных размышлениях сложилась в единое.

Данька никогда бы сам не ушел из лагеря. Но его могли оттуда увести.

Ребенок — в обмен на кусок земли. Как в их голове складывается такое уравнение? Разве могут живые плоть и кровь быть равными пыли и грязи, пусть и перемешанными с янтарем? Ее пониманию это было недоступно, и она из последних сил старалась сохранить спокойствие и ясность мысли, когда звонила адвокату, чтобы нашел ей хорошего детектива, и разворачивала автомобиль обратно в город. Прежде чем мчаться в лагерь, она должна посмотреть в глаза еще одному ненормальному, помешанному на полезных ископаемых.

Ей казалось, что лифт еле ползет, поднимая ее на двадцать восьмой этаж, где Назара угораздило устроить офис — слишком далеко от его любимой земли. Проигнорировав подорвавшуюся с места администраторшу, Милана влетела в кабинет Шамрая и выпалила:

— Верни мне ребенка!

И черта с два замечала, что за рабочим столом он не один, что там еще Дацюк, удивленно вскинувший брови при виде такой необычной посетительницы. Назар же, секунду назад обсуждавший с ним деловые вопросы, тоже резко позабыл о постороннем человеке, пусть и родном помощнике. Видел только Милану, замершую посреди помещения и глядевшую на него сверкающими светлыми глазами, будто бы ангел мщения. Разве что пылающих крыльев за спиной не хватало.

По пояснице прокатились крупные капли пота, несмотря на включенный кондиционер. И все, что он смог членораздельно выдавить из себя, это:

— Милана? Что ты здесь делаешь?

— Забирайте эту чертову землю! — возмущенно выкрикнула она. — Передай своему Стаху, и пусть он вернет мне ребенка, слышишь?

Назар вздрогнул от ее крика и быстро глянул на Иллариона. Тому пояснять было не надо, он немедленно подхватился и быстро вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. А Назар поднялся из кресла, слыша только, как сердце ухает о грудную клетку. И с горем пополам выдавил из себя:

— Какого ребенка? У тебя есть ребенок?

— Вот представляешь, у меня есть ребенок! — язвительно проговорила она. — И Стах его похитил.

— Да при чем тут Стах? — Назар дернул воротник рубашки, расстегивая верхние пуговицы. Жарко становилось невозможно. Мысли в голове держались плохо, ни одной не успел уловить, как птицы… А потом одна таки грюкнула, будто током: — Нахрена Стаху твой ребенок?!

Это вместо: твой? мальчик? девочка? сколько лет? наш? — которые теперь бились в горле, так и не озвученные. «Ветром надуло», — едко подбросила память, и он поморщился.

— Нахрена?! — выкрикнула Милана следом за ним и не сдержалась, всхлипнула. Подбородок предательски задрожал, и она глухо проговорила: — Он приезжал ко мне. Опять говорил про участок отца. Говорил, какие несчастья могут свалиться мне на голову, если я не соглашусь. Мне плевать на вашу землю! — снова крикнула она, чтобы не разреветься. — Плевать на игру, которую вы затеяли. Но ребенок здесь точно ни при чем!

— Ты какой-то бред несешь! Откуда ему знать, что у тебя вообще дети есть? Он его что? Прямо из дома умыкнул? Свидетели есть?

— Ясно, — мрачно выдохнула она. — Все вы, Шамраи, одинаковые. И ты такой же, как и он, ничем не побрезгуешь. Но зато всегда друг друга покроете. Верните мне ребенка. И учти, если с его головы упадет хоть волосинка, я клянусь… Закажу вас обоих.

Пока она говорила, он чувствовал, как все сильнее кровь приливает к лицу, как ею наливаются глаза, как она начинает стучать в висках. Наверное, и морда теперь красная, как у алкаша. Не от бешенства, нет. Но от какой-то смутной, тягучей, болезненной тревоги, что она права. Он ушел от Стаха, чтобы не жить, как тот. Но вдруг она права — и он такой же. Да ведь даже для дядьки это перебор!

— Этого не может быть! — упрямо проговорил Назар, тряхнув головой. — Стах какой угодно, но ребенка бы не тронул в жизни! У него у самого… Блин, это идиотизм — красть твоего ребенка. Может, он сам сбежал. Смотрела бы за ним лучше вместо того, чтобы по съемкам лягушкой прыгать, целее бы был!

Милана зло прищурилась.

— Это мой ребенок. И я не нуждаюсь в твоих советах